понедельник, 1 марта 2010 г.

І.О.Сокол: ДАЄШ "ЦЕГЛИНИ", ЧИ МАЛА ФОРМА В ЗАГОНІ


"Цегла" – (інакше "кругляк") товстий роман,
— що займає цілу книгу (звичайно від 8 до 12
авторських аркушів;1 авт. аркуш – 40 сторінок
по 1840-1920 символів), Літературний жаргон

Як відомо, усе в природі росте і розвивається... Людина проходить стадії росту не тільки як біологічна істота, але і як фахівець. Чи можна жадати від архітектора-початківця, щоб він відразу, зійшовши з університетської лави, спроектував грандіозні будинки, подібні до Емпайр-Стейт-Білдінг в Нью-Йорку чи Кремлівського Палацу З’їздів?

Хіба доручають хірургу, що тільки почав лікарську кар’єру, напрочуд важкі операції по пересадці серця? Думаю, відповідь зрозуміла: досвід і майстерність приходять з роками.

До чого цей вступ?

А от до чого. Протягом всієї історії літератури майже кожен письменник починав зі створення "малої форми", тобто оповідань. І входив у літературний світ саме зі збірником новел. Так було не тільки в Радянському Союзі, але і в будь-якій європейській країні, незалежно від суспільного ладу, й у США.

Зараз ситуація інша. Багато російських видавництв, наприклад "АСТ", "Эксмо" та інші, які задають тон на сучасному ринку популярної літератури, не хочуть (за рідкісним винятком) видавати збірники оповідань, за винятком надзвичайно розкручених авторів: Кіра Буличова, Василя Головачова, Володимира (Вохи) Васильєва, Сергія Лук’яненка та їм подібних.

Виявляється, що це з меркантильних розумінь: вважається, що друкувати оповідання не рентабельно.

"Збірники не купують!" – неодноразово доводилося чути на "Петрівці". Його величність Обиватель раптом полюбив "цеглини". Він гортає книгу, наміряючись купити, і зненацька вигукує: "А-а, це оповідання", – й відкладає убік. От і весь секрет. Невигідно. У цьому слові – вирок "малій формі" як жанру.

Звичайно, винятки є. Але...

Якось в розмові з одним із побратимів по перу я згадав, що є ж збірники оповідань Кіра Буличова і Василя Головачова. Він відповів:

"Правильно, але це – Головачов і Буличов. Коли розкрутитеся до їхнього рівня, тоді..."

А "розкрутитися", на думку нинішніх видавців, можна лише написавши й опублікувавши більше 10 романів. Тоді, можливо, буде дозволено видати один збірник коротких творів.

Така перспектива аж ніяк не вселяє радість, особливо у тих, хто пише короткі саме твори.

Типова у цьому відношенні історія київського автора НФ Володимира Гусєва. Почавши творити у віці 33 років, він у 50 створив свій перший роман "Солодка парочка", за ним інший – "Укус технопацюка". Обидва романи опубліковані в Москві. Але про те, щоб випустити оповідання і повісті того ж автора - які ще з 1990 р. регулярно публікуються в журналі "Искатель"! - видавництва і чути не хочуть. Тому що... (Дивися вище).

І хіба приклад В. Гусєва такий один?!

У гонитві за одномоментною вигодою ділки від книжкового ринку немов забули нестаріючий вираз давніх: "Стислість – сестра таланту". Виходить, якби в наш час жили А.П. Чехов, О. Генрі, І. Бабель, М. Зощенко, Остап Вишня, Едгар По, В. Стефаник, В. Шукшин, П. Меріме – вони взагалі не дочекалися б за життя жодної своєї книги, задовольняючись лише журнальними публікаціями. Парадоксально, але це факт.

До речі, оповідання складають значну частину творчості таких прославлених авторів, як Г. Мопассан і С. Цвейг. І користуються більшою популярністю, ніж їхні романи. Оповідки складають велику частину творчості прославленого Р. Шеклі...

Хіба ж не ясно, що створення "малої форми" у літературі вимагає від автора не меншої, а частіше й більшої, майстерності, ніж створення "великої форми"?

Загальновідомо, що "золотим віком" російськомовної фантастики стали 60-ті рр. минулого століття. Але ж більшість тодішніх авторів були новелістами. І. Варшавський, Р. Подольний, В. Григор’єв, Б. Зубков і Є. Муслін писали виключно короткі оповідання. М. Ємцев, Є. Парнов, А. Днєпров, Г. Гор, С. Гансовський, Д. Біленкін, Г. Альтов і В. Журавльова – оповідання і невеликі повісті. З покоління 60-х, мабуть, лише два тандеми – брати А. і Б. Стругацькі, а також Є. Войскунський та І. Лукодьянов – створювали переважно романи і великі повісті.

Проте твори саме того періоду по праву увійшли до золотого фонду НФ, і не тільки російської.

В Україні теж з пошаною ставляться до короткої форми. Наприклад, у Києві вже кілька років діє літературний клуб "Чумацький шлях", що поєднує письменників-фантастів, на жаль, поки мало відомих за межами міста. Усі вони створюють оповідання і повісті. Крім того при КЛФ «Чумацький шлях» діє Мережева Творча Лабораторія ( І. Діденко, В. Штилвелд, Д. Боженок, І. Сокол та ін.). Сталося так з причини проникнення у побут письменників високих комп’ютерних технологій.

Треба окремо сказати по кілька слів про членів "Чумацького шляху".

Талант Веле Штилвелда надто універсальний, щоб зациклюватися на якомусь певному жанрі. Його перу належать і фантасмагорії, і зразки класичної НФ, і речі, що важко піддаються жанровому визначенню, але проникають в душу читача відразу і надовго. Він є також науковим оглядачем.

Андрій Кисельов, що працює в жанрі короткої новели, манерою писання – лаконічним стилем і парадоксальними закінченнями творів – у чомусь нагадує широко відомого Іллю Варшавського.

Сусанна Черненко і Наталя Гайдамака пишуть твори на стику традиційної літературної казки і фантастики, іноді з елементами детективу.

Дінго (псевдонім Олега Мартинова) – майстер так званої психоделічної фантастики – напрямку, зрозумілого не всім, але маючого своїх шанувальників.

Ігор Сокол в 2004 р. своїм коштом видав збірку накладом в 300 примірників, що складається двох повістей «Кімберлітові місто» та «Чарівна мандрівка». Вона була розповсюджена автором серед учнівської молоді Києва та передмістя.

Та всі вони поки що можуть лише мріяти про власні професійні книги, оскільки не є авторами "цеглин..." А скільки ще талановитих авторів животіють у невідомості, бо не вписуються у схему нинішньої видавничої політики!

Єдина надія на українських видавців, що вони звернуть увагу на малоформатну творчість молодих авторів, бо вимоги до обсягу романів у російськомовних видавництвах ростуть (з 8-12 десять років тому до 16-20 авторських аркушів на сьогодні), що зменшує шанс видання оповідок і повістей. Зважаючи на те, що наклади фантастичних романів стрімко падають, у збірників оповідань знайшовся б свій читач.

Адже якщо викинути зі світової літератури всі короткі новели, наскільки вона зубожіє! Так можна і "Повість временних літ" зарахувати до "невигідних" творів!

І можемо лише сподіватися, що видавці, автори і читачі нарешті звернуть увагу на коротку форму, бо без неї література приречена на швидку деградацію. Чи не цим впертим ігноруванням малої форми зумовлене зменшення читацького інтересу до фантастики і літератури в цілому?

Веле ШТЫЛВЕЛД, Игорь СОКОЛ: УМОМ ДРУГ ДРУЖКУ НЕ ПОНЯТЬ


По словам одного средневекового арабского философа, да продлится память о нём, "природа людей одинакова, разделяют же их обычаи". Казалось бы, ряд стран СНГ в преддверии либо уже в Европах, но по-прежнему они – не мы, а мы – не они… Вот только некоторые примеры эти неустранимых различий:

У нас: ДА – кивание головой вверх-вниз; НЕТ – качание головой влево-вправо…
У них: у болгар – то же самое с точностью наоборот…

Мы при перечислении – 1, 2 и т. д. – загибаем пальцы, начиная с мизинца… Немцы при этом отгибают пальцы, начиная с большого: ein, zwei и т. д.

Мы свистим от проявления возмущения, существует даже особое выражение: "освистать"… Французы и итальянцы свистят от восторга, одновременно с овациями…

У нас – крайне неприлично показывать пальцем на человека… Итальянец, испанец и португалец обязательно укажут пальцем на того, о ком говорят…

Мы проводим ладонью по горлу в значении – сыт… У японцев этот же жест означает осуществление смертной казни или увольнение с работы…

КОРОТКИЕ ГУДКИ ПО ТЕЛЕФОНУ:

У нас – линия занята: ждите ответа, ждите ответа, ждите ответа…
У них – в Западной Европе – линия свободна: говорите, говорите, говорите…

ЗЕЛЁНОГЛАЗОЕ ТАКСИ:

У нас – машина свободна: эх, прокачу!..
У них – в Западной Европе – машина занята, топайте на пешкобус, пожалуйста…

У нас - компот рубают из чашек…
У них –У болгар хлебают из мисок…

Впрочем, не станем ударяться в особые пиететные тонкости. Как свидетельствует Валентин Пикуль в романе "Моонзунд", во время Первой Мировой войны офицер русского генштаба, командированный в Англию, подвёргся настоящему бойкоту со стороны союзников-англичан только за то, что ел горчицу и тем самым вёл себя "по-варварски". Зато сами англичане и весь немалый англоязычный мир склонны к ответному варварству: измеряя температуру тела, ставят градусник не подмышку, а в рот больного.

Французы, единственная нация Европы, употребляющая в пищу лягушек. Да и братские славянские СНГ-страны борщ со щами не путают, а когда дело доходит до республики Беларусь, то там и вовсе щи забеляны, в которые вместо сметаны традиционно добавляют восьми-десятипроцентные сливки.

Казалось бы, ну что особенного в открытой ладони? Но в Греции этот жест носит название "мадза", не путать с автомобильной маркой "Мазда", хотя у них "в Греции – всё есть", и является даже более обидным, чем вполне интернациональная теперь фига, которую выкрутила однажды славянская душа человека.

Израиль – единственная в мире страна, где по субботам – в узаконенный государством выходной день – не работает общественный транспорт и даже лифт. А в Саудовской Аравии, помимо прочих местных запретительных законов и установлений, официально не установлена никакая система отсчёта времени! Непонятно, как в таком случае пользоваться часами.

Как, впрочем, и всем иным народам и нациям Земли непонятно, кто только в Украине работает в январе? Такого непрерывного лихого разгула не знает ни один иной не восточнославянский народ. Воистину – праздники превратились во всеобщее восточнославянское горе!

Только отошли январские 20 дневные перегуды, как тут же накатила очередная полоса празднеств… 14 февраля – день святого Валентина, 15 – встречень – зима встречается с летом + вывод советских войск их Афганистана, 23 февраля крепко памятный мужской день – некогда день Советской Армии, который плавно и пьяно переходит в женский день – 8 марта, затем рождается (9 марта) и умирает (10 марта) – великий всеукраинский Тарас Григорьевич Шевченко, а там уже до кучек рукой подать… И вновь две пасхи – католическая и православная + пейсах от иудеев, затем «гробки» и майские праздники вплоть до дня матери 8 мая… И непрестанная пьянка…

Пережить бы, Господе! Не даром же говорится, что для русского хорошо – в славянском смысле этого слова, то для немца – смерть…

Мусульманские празднества в нашей стране в силу своей безалкогольной природы идут как бы особняком, но только не в интернациональных трудовых коллективах украинского пролетариата, где давно приноровились пить и на традиционно «татарские» (например, для Киева) праздники. Например, даже и ритуал придумали особый… Под сладкий праздничный чак-чак (запеченное песочное тесто с медом, обычно перекрученное на машинке – ну, просто объедение!) дамы и мужики на равных пьют самогон и коньяк, но только не водку…

Возможно, в таком обильном интернациональном возолкании более всего повинен государственный советский атеизм, доведший представителей всех народов, оторженых на 73 с лихвой года от всех мировых религий. Вот почему и сегодня следует различать – где горький антирелигиозный атавизм, а где чисто религиозный обряд, и помнить, что евреи на сидур, после встречи Царицы Субботы пьют только вновь сброженное на сахаре традиционно пальмовое, гранатовое или изюмное вино, крепость которого не превышает 6-9 градусов, а не русскую водку, а татары отдают предпочтение крепкому в кирпич но горячему ароматному чаю, католик из таинств церковных вкушают десертное красное вино ( в украинских условиях ако и православные – традиционно «кагор») не более столовой ложки, а водка, которую чуть более ста лет назад придумал Дмитрий Иванович (Исаакович) Менделеев (Менделя сын) предполагалась в качестве лекарства, о дозе которого сам великий ученый говаривал, что его дозировка разовая должна быть более чем простой – по одной капле за каждый градус напитка.

Очень странно, но к его совету прислушались только аккуратные немцы. У них до сих пор «айн маль» означает ровно пол-менделеевской дозировки. И именно с нее начинают отпускать в барах спиртное. «Цвай маль» или «даблМи» – это всё та же менделеевская дозировка – ровно сорок грамм шнапса или русской водки. Именно в такой дозировке (40 г.) или полудозировке (20 г.) она и входит ингредиентом во все европейские и американские коктейли! Прочее – тупейшее бескультурье, к которому нас, как принято говаривать в независимой Україні – «колись силоміць призвичаїли кляті комуняки»...

Впрочем, последнее не смешно, ибо и коммунисты начинали в годы революции с запреда алкоголя вплоть до 1919 г. и первые массовые расстрелы питерских люмпенов произвели ещё в феврале 1918 г. во время разграбления последними петроградских спиртных складов.

Кстати, день Выборов-2006 совпал с мусульманским Новым годом! Не перепутайте, православные! Пейте только крепкий ароматный горячий час и думайте, кого избираем! Так будьмо?! Или аминь?! Не пропить бы будущего страны…

© Графіка Ірини ДІДЕНКО: Дід, що чекає на прийдешнє...


ІНТЕРВ'Ю З НФ-АВТОРОМ ІГОРЕМ СОКОЛОМ


Олена ВІННИЦЬКА: – Пане Ігоре, хотілося б дізнатись, чому в наш час – досить прагматичний, коли над усе ставлять уміння «робити гроші», «крутитися» тощо, ви звернулися до такого, здається, далекого від насущних потреб сьогодення жанру, як наукова фантастика?

ІГОР СОКОЛ: – А ви не замислювались над тим, що цей жанр у літературі й кіно чи не найбільше розвинений у США – країні класичного бізнесу? Американців якраз не можна звинуватити у відсутності прагматизму. Але він чудово поєднується з романтикою. Та про це пізніше…

Олена ВІННИЦЬКА:
– Що дало поштовх вашій творчості – окрім захоплення творами інших авторів, звичайно?

ІГОР СОКОЛ:
Скажу про неприємний момент – навіть сьогодні, через 24 роки, не хотілося б його згадувати. Але все ж згадаю… На зустрічі з нами, тодішніми студентами Київського педагогічного інституту, один з класиків нашої прози Павло Загребельний на запитання, як він ставиться до сучасної фантастики, відповів так: «Ніяк не ставлюся, я вважаю, що це взагалі не література».
Скажу чесно – тоді я був шокований. Як це можна – заперечувати цілі жанри літературної творчості – незалежно від якості? Значно пізніше я дізнався, що така є точка зору більшості письменників – на думку літераторів-професіоналів, фантастика й детектив – «за пределами рассмотрения» (саме так висловився мій знайомий – політемігрант з Білорусі).
Крім того, виявляється, вони взагалі не визнають гумористів – щоправда, додав: «Не плутати з сатириками». Що ж до історичних романів, то шановні «метри» визнають їх право на існування, але самі їх не читають. Ось така своєрідна дискримінація.
Принагідно, щоб завершити «літературознавчу» частину нашого діалогу, додам іще, що чимало колег по літературі, бачите, не вважають письменником Валентина Пікуля – гарного популяризатора російської історії, якого ще за життя називали «радянський Дюма». Тільки от – читачів цього «не-письменника» -- навіть не сотні тисяч, а мільйони людей…

Олена ВІННИЦЬКА: –Чим вас так вразила реакція на НФ жанр П.Загребельного, що ви й досі з обуренням це згадуєте?

ІГОР СОКОЛ: – Слова про те, що в нас, тобто в українській літературі, мовляв, «два-три фантасти», і це свідчить, що «сам дух нашого народу схильний більше до землі, аніж до всяких космічних подорожей» і т.п.
Хотілося б запитати – невже потрібно цим пишатися? Адже ми живемо в епоху освоєння космосу, небаченого розквіту комп’ютерних технологій, генної інженерії та інших див прогресу! Що ж хорошого в тому, що наукових фантастів «два-три» – а саме Володимир Владко, Василь Бережний та Олесь Бердник?! Був ще Олександр Тесленко, який пішов з життя на півдорозі…
І ще одне цікаве спостереження – майстрів детективно-пригодницького жанру – маються на увазі відомі імена – всього двоє: Володимир Кашин та Ростислав Самбук. Більше й назвати нема кого! З точки зору панів від літератури це, мабуть, чудово!
На мій погляд, така ситуація пояснюється тим, що майже всі українські письменники – вихідці з села і зберегли сільський світогляд. Послухайте сучасні українські пісні – який їхній лейтмотив (крім кохання, звичайно)?
«Моє рідне село» – у різних варіаціях. Зрозумійте правильно – я нічого не маю проти людей села та їхньої життєвої філософії. У моєму рідному вузі, який тоді носив ім’я М.Горького, а нині М.Драгоманова, студентський контингент традиційно сільський – десь на дві третини. Чимало моїх товаришів – сільського походження. Але сам я – уродженець великого міста – не бажаю бути аж надто приземленим.
До речі, якби всі навколо були приземленими, людство не створило б ані космічних кораблів, ані літаків, людина не піднялася б у небо. Та що там небо! На Землі не були б відкриті ні Америка, ні Австралія. Наукова фантастика є літературою прогресу й романтики – цим і пояснюється її популярність, надто серед молоді.

Олена ВІННИЦЬКА: – Чому автори НФ творів так полюбляють тему космосу?

ІГОР СОКОЛ: – На думку багатьох з нас фантастика є перш за все мрія про майбутнє. А майбутнє людства нерозривно поєднано з освоєнням космічного простору.
До речі, про приземленість у прямому, так би мовити, прикладному значенні: якщо хтось вважає, що людство вічно житиме тільки на Землі, а для його науково-технічного й матеріального розвитку – скажімо, промисловості, вистачить природних ресурсів виключно планети Земля, той виявляє обмеженість мислення, а зовсім не здоровий глузд.
Хотілося б нагадати й про те, що в царині прогнозування майбутнього й нині точиться досить гостра боротьба. Звичайно, йдеться не про те протистояння «капіталізм – соціалізм», якого нове покоління вже не застало. Мова тут про інше. В одній з популярних газет довелось якось зіткнутися з таким «прогнозом» якогось псевдовченого, що від нього кілька днів не міг оговтатись. Виявляється, якщо нинішні темпи зростання населення збережуться, то через якийсь час на Землі буде чи то 64, чи 164 млрд. людей, і тоді почнеться війна…за місце. У тій війні розвинуті держави, звичайно ж, знищать «мало розвинутих», бо в тих немає потужної зброї. На думку цього психопата з ученим титулом, в майбутньому Земля «недорахується» багатьох країн – саме так, цілих країн! На мій погляд, такі прогнози є новітній фашизм. Навіть за поширення таких, з дозволу сказати, «думок» слід було б карати.

Олена ВІННИЦЬКА: – Яка ж альтернатива такому «баченню» майбутнього?

ІГОР СОКОЛ: – Цілком очевидна. По-перше, тут не врахована космічна експансія людства, яка стане таким же неминучим етапом розвитку, як колись було освоєння нових континентів.
По-друге, невже не ясно, що сучасний темп зростання народонаселення не збережеться? Вже сьогодні маємо приклад «приборкання» народжуваності – Китай. Якби не політика «планування родини», сьогодні китайців було б на 300 млн. більше. Завдяки цим жорстким заходам китайцям вдалося подолати голод, який протягом віків переслідував їхній народ.
В той час як сусідня Індія поки що носиться з своєю «демократією» – в даному разі недоречною – отож і голод у ній не припиняється. В майбутньому – здається, це неминуче, для кожного континенту буде вироблено чіткі норми народжуваності під суворим контролем. Хтось скаже, що це жорстоко. Але ж це краще, ніж те, про що йшлося вище!

Олена ВІННИЦЬКА: –Які ще прогнози майбутнього, на вашу думку, негуманні?

ІГОР СОКОЛ: – «Негуманною», а точніше – людиноненависницькою є т. зв. теорія «золотого мільярда». Згідно з нею – природних ресурсів Землі надалі вистачить тільки для одного мільярда людей. Решта має зникнути. А оскільки добровільно «зникати» ніхто не захоче, отже, всі інші мільярди людських істот треба, очевидно, вбити. Мабуть, усіх кольорів
шкіри – без дискримінації. Як, по-вашому, можна ставитись до таких «пророків»?

Олена ВІННИЦЬКА: – Тут – позиція ясна. І все ж хотілося б дізнатись – як приходять люди, що займаються творчістю, до бажання працювати в НФ?

ІГОР СОКОЛ: – З моїм поглядом , певно, погодяться багато хто: ряди авторів наукової фантастики поповнюють переважно ті, кого з юних років притягували до себе такі загадки з розряду вічних, як тема палеоконтакту, Бермудський трикутник та інші «аномальні зони» землі, Тунгуський метеорит (точніше, вибух, бо рештків метеорита не знайдено), Атлантида й інші гіпотетичні зниклі цивілізації, йєті – «снігові люди» та інші реліктові істоти, парапсихологія, телепатія – взагалі таємничі явища людської психіки. Адже такі феномени існують, і мусить же хтось про них розповідати! Так традиційно склалося, що це все – царина наукової фантастики, хоча, власне, ці явища не є вигаданими, прогнозованими – вони просто ще недостатньо вивчені й не пояснені.

Олена ВІННИЦЬКА: – Будь ласка, окремо кілька слів про тему Контакту. Як тут переплітаються факти й уява?

ІГОР СОКОЛ: – Питання, прямо кажучи, болюче. Останнім часом деякі ЗМІ – як вітчизняні, так і зарубіжні – таке враження, намагаються висміяти тих, хто взагалі вірить у «прибульців» – як би їх не називали. Саме висміяти!
Намагаються створити враження, ніби це те саме, що вірити у лісовиків, домових, вурдалаків і т.ін. Очевидно, хтось впливовий тисне на пресу, щоб вона формувала думку обивателя: вірити в інопланетян – соромно.
Але ж на відміну від гіпотетичної Атлантиди, чиє існування нічим не підтверджене, на Землі є матеріальні сліди перебування істот з інших планет. Не кажучи вже про нещодавно розсекречені події 8 липня 1947 р. у США (зацікавлені знають про значення цієї дати), існують десятки підтверджень палеоконтакту, тобто відвідання нашої планети в далекому минулому.
Назву лише окремі з них: черепи людини й бізона, вбитих з вогнепальної зброї близько 40 тис. років тому, зроблена з золота в стародавній Колумбії – тобто на території цієї країни – модель гвинтового літака, барельєфи доколумбової Америки з зображенням «богів», аж надто схожих на сучасних космонавтів у кріслі перед стартом, в оточенні бортових приладів, сліди людиноподібних істот, які рятувались від динозавра 150 млн. років тому, знайдені у двох півкулях Землі.
Нагадаю банальну істину: вік сучасної земної людини як виду не перевищує 2-х мільйонів років. Здавалося б, які ще докази потрібні? Але й сьогодні в одній з англомовних країн журнал, який претендує на «науковість», пише:
«Певно, прибульці ніколи не відвідували Землю й ніколи не відвідають».
Комусь дуже хочеться виробити масову думку, що подолати міжзоряні відстані неможливо. Але ж хтось уже володів цим секретом, коли наші пращури стояли на примітивному щаблі розвитку! «Вони» були тут!

Олена ВІННИЦЬКА: – Що вас особливо обурює в таких твердженнях?

ІГОР СОКОЛ: – Їхня безапеляційність. Автори цих публікацій, мабуть, вважають: те, що недосяжне – поки що! – для нас, так само неможливе й для інших. Але істоти, які старші за нас на тисячі – окремі з них, можливо, на сотні тиcяч років – і шлях розвитку пройшли значно довший!
До речі, сліди, про які тут ішлося, є своєрідним віддзеркаленням і нашого майбутнього. Через декілька – якщо не віків, то тисячоліть – наші нащадки так само вирушать до інших зірок. Настане час, коли людство колонізує планети, розташовані в інших зоряних системах. Такий шлях розвитку цивілізації: від освоєння власної планети – до виходу на космічну орбіту – спочатку ближню, а згодом і в далекий космос. Ніякі земні негаразди – скажімо, війни та епідемії – цей шлях не спинять. Вони можуть лише його тимчасово пригальмувати.

Олена ВІННИЦЬКА: – І все ж, повертаючись до суто літературних справ: чому міцно вкорінилася думка, що фантастика – література нижчого ґатунку?

ІГОР СОКОЛ: – «Завдяки» халтурникам. Зокрема, в радянській літературі 1950-х рр. існувала т.зв. «фантастика ближнього прицілу». Її автори проникали думкою лише в недалеке майбутнє, та й то лише в окремі технічні аспекти. І так само як з погляду наукового, вона була недолугою і з художнього. Де ті твори? Хто їх тепер згадає? Отже, так само як у «мейнстрімі», відбувається аналогічний процес: гірше забувається назавжди, а краще залишається.
Протилежністю «ближньому прицілу» 50-х стала радянська НФ 1960-х рр. Оце був справжній феномен: що не ім’я – то зірка! Спеціально для покоління, яке виросло пізніше, назву деяких – бо їх варто знати: Анатолій Днєпров, Генріх Альтов і його дружина Валентина Журавльова, батько й син Абрамови, двоюрідні брати Євген Войскунський та Ісай Лукодьянов, Север Гансовський, Геннадій Гор, Георгій Гуревич, Дмитро Білєнкін, Ілля Варшавський, Ольга Ларіонова, Аріадна Громова, наші земляки – кияни Володимир Савченко та Ігор Росоховатський. Перелік далеко не повний…
На жаль, сьогодні книжковий ринок переповнений халтурно зробленою попсою. Особливо це стосується серії «Фантастический боевик», яка виходить у Москві. Певною мірою втішає думка: те, що видали одноразово, щоб зробити гроші, на щастя, не матиме навіть другого видання. Так, звичайно, серед «фантастів» – тут я взяв би це слово у лапки – чимало тих, хто просто псує папір. А серед реалістів-побутописців хіба немає таких?

Олена ВІННИЦЬКА: – На завершення – коротко про перспективи жанру, як ви їх собі уявляєте.

ІГОР СОКОЛ: – Я твердо переконаний: «живучість» творів залежить не від жанру, а від якості. Слід триматися на належному рівні, не скочуватись у «попсу», коли займаєшся творчістю. Що ж до жанру в цілому, скажу однозначно: поки люди не перестануть мріяти, наукова фантастика не помре, бо вона – відображення й супутник мрії. І призначений цей вид художньої творчості переважно для молодої аудиторії, отже – він буде жити.

© Бесіду провела Олена ВІННИЦЬКА, травень 2008 р.

Научные обозреватели Веле ШТЫЛВЕЛД и Игорь СОКОЛ: ИСКИ ИСТОРИИ

На протяжении десятилетий огромное количество бесценных памятников древности из гробниц и храмов вывозили из Египта. Согласно Договору, подписанному ещё в 1972 г., ЮНЕСКО поддерживает возвращение памятников древности, вывезенных из страны после 1972 г.

Ходят слухи, что многие другие памятники вскоре вернутся на родину, включая статую Александра Великого из розового гранита – 162-сантиметровое изображение великого полководца в одеянии фараона. После своего загадочного исчезновения и пребывания в неизвестности в течение многих лет она внезапно появилась в музее во Франкфурте. Археологи предполагают, что первоначально она была поднята со дна Средиземного моря у берегов Александрии.

Список этот можно продолжать бесконечно, поскольку Египет – родина первой в мире цивилизации. Впрочем, не все современные жители Египта имеют к ней отношение. Но впрочем, речь не о том. Недавно в СМИ всего мира была кем-то вброшена информация, что правительство современного Египта предъявляет иск к библейскому пророку Моисею на том основании, что, выводя двенадцать праиудейских племён-колен из египетского рабства, славный Мошиах прихватил с собой часть египетского золота.

Было ли, не было, шутка ли, быль, но, согласно древним свиткам священной Торы, а иже с ними и библейским копиям, иск предъявлен на несанкционированный вывоз из Египта 300 тонн золотых изделий. Что удивительно, предъявители этого иска будто не слышали о законе Юнеско от 1972 г. Согласно этого международного закона Египту не видать от Израиля ни единого шекеля, а не только заявленных в иске 300 млрд. современных американских долларов.

Впрочем, в Истории бывали случаи и похлеще. Приведем пример. В середине восьмидесятых годов между воюющими сторонами, участвовавшими в древних Пунических войнах (III в. до н. э.) был подписан, наконец, долгожданный мирный договор. От имени Древнего Рима договор подписала

Италия, от имени Карфагена – Тунис. Договор был подписан на Мальте – крохотном островном государстве, расположенном на полпути между о. Сицилией (Италия) и Тунисом.

Но и это курьез не последний. В украинской истории есть немало тех, кто бредит аббревиатурой BANK OF ENGLAND, где якобы до сих пор хранится золото Полуботка – гетмана Украины, замученного в петровских застенках. А суть такова. По приказу Петра Первого золото Запорожской Сечи вывозили в Москву. Обоз отправился в путь 22 мая 1723 г. По пути произошел подлог. Вместо золота в часть обоза вмешались бочонки с мёдом, сивухой, пивом, а бочки с золотом казакам бесследно удалось отогнать прямо в Архангельск и через единственный на ту пору российский порт переслать их в Лондон Пилипу Орлику, который и стал первым порученцем Сечи в эмиграции, где, кстати, он написал первую же украинскую конституцию.

Как и договор о хранении денег, так и конституция писались на бумаге. Но конституция Пилипа Орлика сохранилась, а вот вексель… Кто только не искал! От Петра Первого до КГБ. Обоз вышел из Глухова, а дальше – дело глухо. Но в Англии никто не засмеялся, когда в 1960 г. тогдашний руководитель СССР Никита Хрущев предъявил иск. Боятся в Англии и до сих пор – разграбленные Индия и Египет да потомки казаков не будут молчать вечно. И только Моисей будет мудро взирать с Синая на нелепые иски ушедших тысячелетий.

вторник, 23 февраля 2010 г.

І.О.Сокол: ЗНАЙОМІ НЕЗНАЙОМЦІ: НАБОГАСТІЙКО, НЕХАР ТА СТРИБКА...




До питання еволюції української зоологічної номенклатури й термінології
Як відомо, протягом тривалого періоду (друга половина XIX – початок XX ст.) біологічна лексикографія на теренах України була майже виключно західною. У Східній Україні того часу розвиток науки й освіти рідною мовою був практично унеможливлений через адміністративні заборони.
В Галичині величезну працю – збирання й систематизацію народних назв рослин і тварин – здійснив Іван Верхратський (1846-1912). Жоден лексикограф, який працював пізніше в цій галузі, не міг обійтися без праць цього дослідника. У Східній Україні на початку XX ст. українську народну номенклатуру, в т. ч. біологічну, збирали зокрема члени гуртка натуралістів при Київському політехнічному інституті.
Уже в радянський час (1927–1928 рр.) було видано «Словник зоологічної номенклатури», який, хоч і став бібліографічною рідкістю, є й дотепер цінним джерелом для вивчення біологічних номенів і термінів, що сягають корінням у живу народну мову. В укладанні цього словника брали участь такі визначні фахівці, як М. В. Шарлемань, І. М. Щоголів, С. С. Паночіні. Словник був виданий у трьох випусках: перший – назви птахів, другий – назви хребетних, третій – назви безхребетних. Це видання містить численні народні назви тварин, у т. ч. вузькодіалектні, зібрані ентузіастами протягом 1860–1910-х рр., а також зоологічні терміни латинською, російською й німецькою мовами.
На жаль, вже на початку 1930-х рр. розпочались репресії, що торкнулися й мовознавців та їхніх праць. Після звинувачень у «націоналізмі» багато словників було вилучено, видання інших припинено, ліквідовано Інститут наукової мови ВУАН. Відтоді й аж до «перебудови» в СРСР, тобто протягом півстоліття, лексикографічні праці були побудовані на засадах простого калькування російських термінів. У 1960-х рр. один із учасників лексикографічних студій попередніх десятиліть К. І. Татарко розпочав працю з систематизації збережених ним, але невикористаних лексичних матеріалів. У цьому значно допоміг йому академік О. П. Маркевич. В результаті було видано «Російсько-українсько-латинський зоологічний словник» (1983). Звичайно, він був значною мірою виправлений, відповідно до «вимог часу». Деякі народні зоономени було вилучено. Чимало термінів, уміщених в даному словнику, є лише кальками відповідних російських назв.
Отже, як не прикро, словник далеких 1927-1928 рр. видання є на сьогоднішній день чи не найповнішим джерелом справді народної зоологічної лексики. Хоча, звичайно, дещо з вміщеного в ньому вже застаріло – це природно.
Перш ніж перейти до стислого розгляду цієї пам'ятки, слід згадати, як взагалі побудовано систему біологічної термінології. Тут існують такі різновиди таксономічних категорій:
1) вид;
2) групи популяцій у межах виду – наприклад, підвид;
3) угрупування видів, тобто надвидові (або вищі) категорії.
Наукові зоологічні назви бувають п'яти категорій. Кожна категорія номенів має свою форму та особливості:
1) видова група – видові й підвидові назви;
2) внутріпідвидова група–назви індивідуальних варіантів;
3) родова група – родові й підродові назви;
4) група родин – назви категорій вище роду та нижче підряду;
5) група рядів, класів і типів – назви категорій вище надродин.
Загальна схема побудови зоологічної «ієрархії» має такий вигляд:
тип – клас – ряд – родина – рід – вид.
Крім систематичних категорій вище виду (рід, родина і т.п.), розрізняють дрібніші категорії всередині виду – підвиди для диких та породи для хатніх тварин.
З тих назв, які вживаються на позначення рядів у розглядуваному словнику засвідчені ссавці, плазуни, земноводяні, безчерепні, покривники, кишкозябрі.
Збереглися без змін лише назви перших двох класів. Назва третього вживається нині без букви я – земноводні. Три останніх назви не збереглися в сучасній номенклатурі (в первісному вигляді).
Звичайно, це лише невелика частина назв таксономічних одиниць, які вживалися в той час. Виходячи з цих даних, ми не маємо змоги простежити розвиток усієї системи зоологічної класифікації. Далі розглянемо докладніше деякі з назв окремих родів і видів. Не всі з них збереглися донині. Деякі є рідковживаними або вузькодіалектними. Зрозуміло, що далеко не всі засвідчені номени стали надбанням наукової термінології.
Ось, наприклад, які синоніми на позначення жайворонка подано тут: жайворонок, жервінок, джайворонок, жайворонка, жайворошок, богостійник, набогастій, набогастійко, підборозня, молибі, трепещук, шкаворонок, шкаворонка, джаворонка, джаворошка, джеворошка, молибо, корибіг (І, 11–12).
Звичайно, до наукового вжитку увійшла тільки назва жайворонок. Проте з точки зору етимології цікавими є народні назви богастійник, набогастійко, молибі, молибо. Вони пов'язані із звичкою цієї пташки рано-вранці злітати в небо, причому вертикально, ніби стоячи. Наші пращури порівнювали це з молитвою, зверненням до Бога. Згадаємо звичай, який походить ще з дохристиянських часів – навесні випікати коржики у вигляді жайворонків. Цей птах здавна символізував світанок і прихід весни. Згадаймо, що «жайворонками» називають людей, які рано встають. Що ж до варіантів «жайворошок», «шкаворонок» і т. д., то вони цікаві як діалектологічний матеріал.
Взагалі велика кількість синонімів, засвідчена у словнику М. Шарлеманя та інших, з одного боку, переобтяжує словник, але водночас є цікавим матеріалом для дослідження народної розмовної лексики, частина якої вже втрачена. Ось, наприклад, який синонімічний ряд наводиться до іменника яструб: ястреб, ястріб, коструб, голуб'ятник, рябець, шуляк голуб'ячий, шуляка, скобець, гия, ястреб курячий (І, 11). З-поміж цих назв принаймні дві – коструб та гия – є нині майже втраченими.
Що ж до другого випуску – «Назви хребетних тварин», то тут нема такої великої кількості синонімів. Переважна більшість іменників, засвідчених тут, збереглась дотепер без змін. Але трапляються й ті, які не були пізніше кодифіковані. Окремі з них досить цікаві, заслуговують принаймні на те, щоб їх згадати. До таких належать зокрема назви морського котика – ухач морський, ухач гривастий (II, 13): назва кажана, чомусь відкинута фахівцями – нічвид (II, 141).
Звертає на себе увагу розмаїття назв вовка, якого тепер не зустрінеш, певно, в жодному словнику – нехар, нехаринець, звір, сірман, сіроманок, гудимець, звірак, флов (II, 55).
Після 1920-х рр. завдання лексикографів розділились. Нині у фахових словниках відсутні діалектизми, а в діалектних, навпаки, відсутні наукові назви, тим більше латинські. Тим ціннішим для нас є словник М. Шарлеманя й співавторів, бо він дає змогу простежити, як видозмінювалась зоономенклатура, перш ніж нормалізуватись.
Назви зоологічних рядів колись творилися за допомогою суфікса -уват(і): верблюдуваті. собакуваті (II, 14), бобруваті (II, 16).
Згодом під впливом російської мови було кодифіковано номени з елементом -подібні (калька рос. -образные). Наприклад, словосполученню человекообразные обезьяны відповідає людиноподібні мавпи.
Щодо назв комах, то вони не відрізняються значною різноманітністю. Одним з небагатьох винятків є сонечко. В даному словнику засвідчено такі назви – бабарулька, бедрик, поворож, бедрунка, щедрик, бездрик, коровка, бобруниця, ба-брун, бабрунька. бабиська, серденько (III, 29). Звичайно, всі вони залишились у діалектному вжитку.
Впадає в око синонім коровка, який не був кодифікований, на відміну від російської мови, де є єдиною літературною назвою цієї комахи – божья коровка.
Не прижилися в науковій номенклатурі цілком прозорі назви довгоносика – ховак (II, 26) та блохи – стрибка (там же), пов'язані з звичками цих шкідників – відповідно: ховатися й стрибати.
Звертає на себе увагу факт, що не були кодифіковані саме ті українські народні назви комах, які не схожі на російські: пор. червиця – древоточец (III, ЗО), щітниця – шерстолапка (III, 32), туровець – жук геркулес (III, 34), волощиця – шелкопряд (III, 35).
Уже з цих прикладів видно, яким шляхом розвивалася ентомологічна номенклатура – якщо українська назва творилася від іншого кореня, аніж російська, вона не мала шансів увійти до складу наукової термінології.
Звичайно, дискусійним є питання про те, які саме з тих назв, що побутують у розмовному мовленні, варто кодифікувати. Вирішальне слово тут, звичайно, має належати фахівцям. Але при цьому слід орієнтуватися на ресурси власної мови, а не сліпо копіювати способи термінотворення споріднених мов, як це мало місце при кодифікації назв комах.
Більш поталанило в цьому відношенні назвам інших безхребетних. Наприклад, равлик садовий – пор. рос. улитка садовая (III, 151). Принагідно слід відзначити, що інша назва равлика – завитка – не була кодифікована попри свою виправданість і прозорість.
На жаль, у лексикографічних джерелах наступних десятиріч уже неможливо знайти такого розмаїття зоологічної лексики. Тому ми й зробили предметом розгляду саме словник 1927–1928 рр. На його прикладі маємо змогу досить добре простежити тенденції розвитку номенклатури цієї галузі, а це може стати темою цікавого дослідження для Малої академії наук.

© Ігор СОКОЛ, м. Київ, УКРАЇНСЬКА МОВА Й ЛІТЕРАТУРА В СЕРЕДНІХ ШКОЛАХ, ГІМНАЗІЯХ, ЛІЦЕЯХ ТА КОЛЕГІУМАХ. – 2010. – № 1 www.osvita-ukrainy.com.ua

вторник, 16 февраля 2010 г.

І.О.Сокол: НАЗВИ ПТАХІВ У ДАВНЬОРУСЬКІЙ МОВІ


Одним з актуальних питань сучасного мовознавства є розробка теоретичних засад формування наукової і технічної термінології та номенклатури з метою уточнення найтиповіших лексико-семантичних особливостей термінологічної системи, а також з'ясування провідних тенденцій у формуванні номенклатури, розроблення практичних принципів її дальшого поліпшення.

Вивчення появи, становлення й розвитку певної термінологічної номенклатурної лексики української мови особливо актуальне сьогодні, коли відбувається процес остаточного усталення (а інколи і виправлення допущених раніше помилок) української наукової термінології. Вже описано кілька термінологічних систем української мови, зокрема ботанічну, географічну, юридичну, але інші достатньою мірою ще не досліджені. До таких належить і зоологічна, зокрема, орнітологічна термінологія і номенклатура.
У писемних пам'ятках давньоруського періоду (XI–XIII ст.) назв птахів зустрічається менше, ніж їх насправді існувало у мові. В літературу потрапляли головним чином назви свійських птахів, тих, які постійно супроводжували людину у повсякденному житті, а також мисливських.
Більшість назв птахів давньоруської мови має праслов'янське походження, дослідники визначили їх близько 150. За свідченням В. Будзішевської, саме стільки їх збереглося, з різними фонетичними варіаціями, і сучасних слов'янських мовах.
При розгляді назв диких птахів, відображених у давньоруських писемних пам'ятках, ми дотримуватимемося сучасної орнітологічної класифікації, прийнятої на європейській частині СРСР.
Як відомо, на Україні налічується близько 400 видів птахів. Усі вони поділяються на 3 надряди, 23 ряди, на родини, роди й види 2. З цієї кількості, за нашими підрахунками, у давньоруських пам'ятках зафіксовано лише близько 30 назв, більшість із яких – назви диких птахів.
За твердженням М. Фасмера, загальна назва птах походить із псл. *pbta, спорідненого з лтс. putns «птах», лит. putytis «пташка», puciute «курка», sflo putinas «тетерев», дінд. putrás «дитя, син», авест. puvra- «т. о а також «малеча тварини»; лит. pautas «яйце», лтс. páuts «т. с», дпрус. pawtte «т. с.» 3. У найдавніший період давньоруської писемності ця назва зустрічається у формі *пъта: «И (отвъща) волхвъ, показал на птоу:
аще не движе(ть)ся пта; пребыти на томъ мсъ вевмъ» (ГА, XI ст., 47).
Проте поступово слово пъта, очевидно, виходило з ужитку; у давньоруській мові вже з XI ст. значно частіше вживалася назва пътица, що засвідчено писемними пам'ятками: «О! далече зайде соколъ, птиць бья,– къ морю» (СПІ, XII ст., 36);
«Коли соколъ въ мытехъ бываегь, высо¬ко птиць възбиваетъ» (там же, 40);
«Высоко плаваеши на дъло въ буести, яко соколъ на вътрехъ ширяяся, хотя птицю въ буиствъ одолъти» (там же).
Слово пътица утворене від пъта за допомогою суфікса –иц(а), яки л у даному випадку, очевидно, мав зменшувальне значення; у давньоруській мові цей суфікс був досить продуктивним.
У цьому ж значенні вживалося слово пътъка, утворене за допомогою зменшувального суфікса-ък(а):
«А се церковний соуди: л скотъ илї псы или поткы без великы ноужи въведеть, или ино что неподобно церкви подШть» (Ср., XII ст., II, 1758);
«По комаромъ поткы золоты и кубъкы и вътрила золотомъ оустроена постави» (там же, 1175 р.)
На позначення пташеняти вживався дериват птеньць:
«Птенцы радуются под крылома матери своея, а мы веселимся под державою твоею» (ДЗ, XII–XIII ст., 63); «Яко же бо ряпъ, збирая птенцы, не токмо своя, но и от чюжихъ гнъздъ приносит яйца. Воспоет, рече, ряпъ, созовет птенца, их же роди и их же не роди» (там же, 66).
Цей дериват утворений від псл. *рътёп-, пов'язаного з *ръта 4
У писемних пам'ятках зафіксована велика кількість назв свійських птахів. Як відомо, одними з перших птахів, приручених людиною, були кури. Щодо етимології псл. *кигь існують різні думки.
Автори «Этимологического словаря славянских языков» вважають його звуконаслідувальним, посилаючись на рос. курлыкать. На їхню думку, малоймовірним є членування лексеми на корінь *ku- і суфікс *-гь 5.
Навпаки, М. Фасмер, виділяючи суфікс *-гъ, припускає, що слово куръ було утворене від зву¬конаслідувального ку-, наявного в дінд. kauti «кричати», лтс. kaurét, лат. caurire «т. с».
Отже, слово куръ первісно означало «крикун» або «співак». Пор. суч. рос. петух, схв. петао, діал. пи]'евац, фр. chanteclair, букв, «співак» (Фасм., II, 422).
Більш переконливе, як нам здається, перше твердження, бо приголосний р наявний і в неслов'янських словах на позначення цього птаха.
Назва півня зустрічається вже з XI ст.:
«Глю тебь, яко въ сию нощъ, пръжде даже куръ не възгласить три краты отьвьржешися мене» (СлРЯ XI–XVII, 1057 р., 8, 134).
Від кореня кур- за допомогою суфікса иц-(а) була утворена назва курица:
«Яко же курица гнъздо свое подъ кршгь» (СлРЯ XI–XVII, бл. 1128 р., 8, 139).
Качка у давньоруській мові спочатку називалася уты, пізніше утъ-ка, утовь:
«А въ голуб-fe и въ куряти 9 кунъ, а въ утцЬ, и въ гусь, и въ же-равъ 30 ръзань» (СлРЯ XI–XVII, XI ст., 4, 70);
«А за голубь 9 кунъ, а за куря 9 кунъ, а за утовь 30 кунъ» ІСлРЯ XI–XVII, XII ст., 8, 142).
Назва утъка утворена за допомогою зменшувального суфікса –к(а) з пел. *otb (ty), род. відм. *otbve, споріднене з лит. antis «качка», дпрус. antis «т. с», дінд. atís «водяний птах», лат. anas, род. відм. anatis «качка», лит. an-tuka «кулик» (Фасм., IV, 174).
Автори етимологічного словника слов'янських мов стверджують, що праслов'янське гусь – одна з найдавніших звуконаслідувальних назв птахів (за характерним криком гусей – ґелґотінням) (ЭССЯ, VII, 88).
Очевидно, найбільш прийнятним є твердження М. Фасмера, що псл.*гозь під впливом герм, gans змінилося у *gOSb (Фасм., 1,478).
На підтвердження своєї гіпотези він наводить повідомлення Плінія про чудові якості германських гусей, які високо цінилися у стародавньому світі.
У пам'ятках засвідчена вже власне давньоруська форма гусь (гоусь):
«А въ голубь, и въ куряти 9 кунъ, а въ утцъ, и въ гусь, и въ жеравъ, и в ле¬беди 30 ръзанъ» (СлРЯ XI–XVII, XI ст., 4, 70); «ты же Acи тетерА гоуси раби коуры» (СДРЯ XI–XIV, XII–XIII ст., II, 406); «А за гоусь .л. коунъ, а за лебедь .л. коунъ» (там же, 1280 р.)
З ряду голубів, родини голубиних у давньоруській літературі зустрічається назва голубь (голоубь):
«Узьръ въеточьныими двьрьми въхо-дящь голубь имущь въ устьхъ сучьць маслин» (СлРЯ XI–XVII, XI ст. 4, 70). Ця назва за походженням праслов'янська, проте серед учених нема єдиної думки щодо її етимології.
Одні з них вважають, що етимологія остаточно не встановлена», хоч і вдалося реконструювати праслов'янську форму *gokpbb.
На думку інших, ст. сл. голябь походить з псл. *golob / *golbb, яке у свою чергу утворене за допомогою суфікса *-qb,~ поширеного у назвах тварин і птахів, від кореня іє. *-mbho із значенням кольору.
Нам видається переконливою думка, що назва голубь пов'язана з назвою голубого кольору, і неприйнятним твердження, що основа слова виводиться з іє. *ghel «жовтий» (ЕСУМ, І, 555).
Від основи голубь за допомогою суфікса –иц(а) утворена назва голо-убица, тобчо голубка: «нако же къто мыи голубицю в дому» (СДРЯ XI– XIV, XIV ст., II, 350).
До родини качиних, ряду гусей належить птах гмчль: «А Игорь князь поскочи горностаемъ къ тростию, и бълымъ гоголемь на воду» 'СПІ. XII ст., 49); « ... стрежаше гоголемъ на водъ» (там же, 50). Назва псл. *gogolb> гоголь практично не змінилася протягом віків Етимолопя її до кінця не з'ясована; можливо, вона є суфіксальним утвореннях- я;д звуконасліду¬вання гого, спорідненим із гоготати, гагара. Це слово пов'язується ще з

6 Этимологический словарь славянских языков / Под pea ). Н. TpvfiaqtBd – М., 5987.– Вып. ІЗ.– С. 130 (Далі –ЭССЯ).
6 Етимологічний словник української мови / Під заг. ред. О. С. Чельничуки. – К.. 1982.– Т. I.–G. 555.
? Этимологический словарь славянских языков,– М., 1979.– Вып. 6,– С. 216.
дпрус. gegalis «нирок», лит. gajgalas «селезень», дісл. gagl «сніговий rveij хетт, kallikalli «сокіл» (ЭССЯ, VI, 193–194).
Від слова гоголь за допомогою суфікса –ин(ыи) було утворено прикметник гоголиныи:
«Се въдале варламе стмоу спсоу землю и огородъ и ловля рыбьная и гоголиная» (СДРЯ XI–XIV, 1192 р., II, 344).
У давньоруських пам'ятках зустрічається також назва р&бъ (рябь І. Срезневський перекладає це слово як «куріпка», але ставить біля знак питання (Ср., III, 229).
Проте зараз немає сумніву щодо лексичного значення цієї назви.
Рябь – назва куріпки, яка належить до родини тетеревиних. Первісна форма цієї назви *геЬь. Етимолога слова рябь ще до кінця не встановлена. За свідченням Л. А. Булаховського, деякі дослідники, зокрема А. Мейє, А. Вайян, у варіантах найменування друс. Єрябь (XII ст.), слн. jereb та ін. вбачають вторинний da:- –дисимілятивного порядку, так само вторинним фактом (перекрученням вони вважають утворення без початкового голосного – наприклад, рос рябчик.
Ці вчені відновлюють праформу тільки як *jarеbb, висуваючи свою етимологію: *jar- (корінь на позначення молодої куріпки) *-РяЬь (суфіксальний елемент на позначення птаха).
Очевидно, з таким поясненням можна погодитися, адже варіант з початковим е (je) засвідчений у кількох слов'янських мовах: сболг. ердбь, болг. ерябица, слн. jereb, ч. Jersbek; до цього фонетичного варіанта наближаються і східнослов'янські форми з початковим о: укр. орябок, рос. (заст.) орябка та ін.
Слово *ёгеbь і похідні від нього мають наголос на корені, а це, на думку Л. А. Булаховського, не дозволяє поділяти впевненість А. Мейє та А. Вайяна в тому, що форми з початковим je виникли в результаті дисиміляції.
У давньоруських пам'ятках назва куріпки зафіксована у формі еряб:
«ВъспЬ ерябь събъра ихъ же роди» (СтРЯ XI–XVII, XIII ст., 5, 59);
зустрічається також назва ерябица, утворена від ерябь за допомогою суфікса –иц(а):
«ПрезоривЬ бо сущи птици сеи, къде близъ видить иной ерябици гнЬздо» (там же, XII ст.).
У праслов'янській мові, крім форми *гябь, іси вали також *ег&Ьь, *er?b, *ar?b.
У більшості слов'янських мов збереглося це утворення з незначними фонетичними відмінностями: схв. japeö «гірська куріпка», слн. jareb «куріпка» (самець), п. jarzab «рябчик», болг. ярябица «куріпка» та ін.
Тетерев належить до ряду куриних, родини тетеревиних. У давньоруських пам'ятках його назва зустрічається в кількох фонетичних варіантах:
«Брашьно много й различно: тетеря, гоуси, жеравие, рябї» (Ср., XII ст., III, 953':
«На собьдь же его слоужба многа злата и срьбьна, и вин: многое красное, тетеревъ, гоуси, жеравие, голоуби, соряби» (там же, XIV ст.).
Етимологія цієї назви не викликає значних розходжень між дослідниками. Праслов'янське *tetervb споріднене з дпрус. tatarwis «тетериця», лит. tetervä «т. с», tetirvä «т. с. ж. р.», лтс teteris «тетерев»; нперс teöerv «фазан», мідій, тгтарог «т. с», дісл. tiSurr «глухар», шв. tjäder «т. : ірл. tethra «т. с», гр. тетрісоу «глухар», дінд. tittiräs, tittifis «куріпка лат. tetrinniö, tetrissitö «крякаю» (про качку).
М. Фасмер вважає це слово: звуконаслідувальним; пор. лтс. tiri, tiru – вигук, який передає квохтання тетерева (Фаем., IV, 52)
З ряду журавлів, родини журавлиних представлена у пам'ятках назва жеравь:
«Аже кто оукрадеть ...за жеравь.Л. коунь» (Ср., XI ст., І, 860);
«А въ голубь, и въ куряти 9 кунъ, а въ утцЬ, и въ гусь, и въ жег:. ив лебеди 30 рьзанъ» (СЇРЯ XI–XVII, XI ст., 4, 70).
Праслов'янське *zeravb споріднене з гр. yüpovoe, нім. Kranich, вірм. krunk «т. с», дінд. і gerve, лтс. dzerve, дпрус. gerwe, двн. kranuh «т. с», а також дінд. järaie «співає, кличе», двн. kerran «кричати» (Фасм., І, 67–68).
Дослідники, крім цього, вказують на зв'язок слова з індоєвропейським коренем *ger- «хрипко кричати» (ЕСУМ, II, 210; ЭСБМ, III, 247). Отже, в основі слова лежить звуконаслідування; первісна назва птаха була пов'язана з його характерним звуком – хрипким криком.
З ряду горобиних, родини воронових у давньоруських пам'ятках зафіксована назва воронь *- псл. *уоть, що має відповідники у балтійських мовах: лит. уатаэ «ворон», прус, \varnis «т. м.», лтс. уагпа «ворона» (Фасм., І, 353):
«Рци намъ, злыи старче, что грачють ворони» (СДРЯ XI– XIV, XIII ст., І, 476).
Птах був названий за кольором – «вороний», тобто чорний. Не можемо погодитися з існуючим твердженням про те, що в основі слова лежить звуконаслідувальне вр-. Характерний звук цього птаха зовсім інший.
Старослов'янська форма вранъ зустрічається порівняно рідше, переважно у пам'ятках церковного характеру:
«Яко голоубь пооучаюся ли яко вранъ неподобні зовыи» (СДРЯ XI–XIV, XIII ст., І, 482).
На ранньому етапі розвитку писемності, в XI ст., зустрічаються приклади вживання в одному реченні обох форм цього слова – старослов'янської та давньоруської:
«Седить вранъ черный, иди ими и. он же ... шедъ на ворона и принесе ему предо всеми повары» (СДРЯ XI–XIV, 1074 р., I, 482).
Сорока становить окремий рід ряду горобиних, родини воронових. Праслов'янська назва *зогка має точні відповідники лише у балтійських мовах (пор. дпрус. Sагка «сорока»).
У писемних пам'ятках давньоруської доби ця назва зустрічається вже в сучасному вигляді – сорока: «А не сороки втроскоташа: на сліду Игореві іздить Гзакъ съ Кончакомъ» (СПІ, XII ст., 50); «Тогда врани не граахуть, ... сороки не троскоташа» (там же).
З ряду горобиних, родини ткачикових найчастіше зустрічається у пам'ятках назва горобця – друс. воробии, псл. *УОГЬЬ]'Ь:
«Лучше бы ми воробей испечен примати от руки твоея, нежели боранье плечо от госуда¬рей злых» (СлРЯ XI–XVII, XIII ст., З, 29), а також старослов'янська книжна форма – врабии:
«Уне есть единъ врабьи иже в руці держиши, негли тысяща птича, летеща по аеру» (СлРЯ XI–XVII, XI–XII ст., З, 92).
Ця назва споріднена з гр./ббтАлод, лит. гуїгЬІіз, лтс. гуігЬиІІБ «т. с». Як зазначає М. Фасмер (на нашу думку, цілком обгрунтовано), навряд чи можна погодитися з гіпотезою О. О. Шахматова про існування праслов'янської форми *VогЬ и.
У більшості слов'янських мов на початку слова зберігся лише звук [в]: рос. воробей, п. \vгoЬеl, ч. vгаcес та ін.
Що ж до чергування в – г на початку слова в українських діалектах (горобей, воро-бець), то воно виникло значно пізніше. В. Махек припускає, що це слово звуконаслідувального походження, але, як нам здається, це не можна вважати остаточно доведеним, бо цвірінькання горобця передається у мові дещо інакше.
З ряду горобиних, родини синицевих зустрічається у пам'ятках назва синица:
«Коли пожретъ синица орла, тогда и безумный ума научится» (ДЗ, XI–XII ст., 67). Серед дослідників існують різні погляди щодо етимології слова. Наприклад, Л. А. Булаховський вважав, що праслов'янська назва цієї пташки *siniса мала звуконаслідувальний характер (від співу, який передається звуками *sіnі), посилаючись при цьому на нім. mode.
Що ж до зв'язку синица з синий, то його Л. А. Булаховський вважав народною етимологією. Навпаки, М. Фасмер пов'язує назву синица з синий. На його думку, псл. *зіпіса утворене за допомогою суфікса –іс(а) від *зіпь «синій, сизий».
Мабуть, не можна категорично відкидати ту або іншу думку. Обидві вони досить обгрунтовані; отже, питання про етимологію назви синица, очевидно, залишається відкритим.
Ряд дятлів включає кілька родів, але у пам'ятках усі вони представлені єдиною назвою дятелъ:
«А сами въ враны и въ дятелы, въ усіннца ...
На думку вчених, назва *dяtel утворена за допомогою суфікса –tel- (пор. схв. djeteo, род. відм. –tela, поряд з djemao, род. відм. –тла, п. dzieciól, род. відм. –cióla, слц. d'atel', рос. діал. дятель) (ЭССЯ, V, 27–28) від основи *delb- або *dъlb- «той, хто довбає»; укр. діал. клювач, болг. клъвач.
Крім цього, Л. А. Булаховський наводить ще приклади укр. діал. (миргор.) клюйдерево, серб. діал. (у Чорногорії) кльуодрво.
Проте М. Фасмер наводить також припущення про спорідненість невідомої слов'янської основи з лтс. dimt, demu «деренчати, гриміти», хоч і сумнівається, мабуть цілком слушно, в достовірності такої думки. Більш переконливим є твердження про зв'язок назви дятелъ з дієсловом «довбати», що означає дію, характерну саме для цього птаха.
Ластівка належить до ряду горобиних, родини ластівкових. її назва зустрічається у давньоруських пам'ятках у формі ластовица:
«Ту да бы-ша СЪДЪЛЫ птица пьснины по вьршью дубьному, славие и ластовице и щюрове» (СлРЯ XI–XVII, XII ст., 8, 177);
«Мал(о) же есть въ птицахъ, еже злоногы суть, да ни ловити ими могуть, ни ходити, яко же то ластовици суть и ластуны» (СтРЯ XI–XVII, 1263 р., 8, 178).
У різних слов'янських мовах слово утворене за допомогою різних суфіксів від кореня *last-; укр ластівка, рос. ласточка, бр. ластаука, пор. лит. lakstau, lakstyti, «літати», lakstus «швидкий», лтс. lakstit «т. с».
О. М. Трубачов виводить це слово із псл. *laska «любов, ласка». Ця точка зору видається непереконливою: якщо ластівка була названа за своєю ознакою, то скоріше за швидкістю польоту.
На позначення пташки з ряду горобиних, родини дроздових у давньоруських пам'ятках уживається назва соловий:
«О Бояне, соловию старого времени!» (СПІ, XII ст., 28). Зафіксовано також старослов'янську форму славии:
«Длъго ночь мрькнетъ, заря евьтъ запала, .. щекотъ славіе ...» (там же, 31). Праслов'янське *solvijb походить від прикметний *solvb «жовтувато-сірий». Воно споріднене з дпрус. salowis (Фасм., III, 71]
Чайка належить до ряду куликів, родини сивкових. Назва її, очевидно, праслов'янського походження, нині відома лише у східнослов'янських та західнослов'янських мовах.
На думку дослідників, псл. *саjа є звуконаслідувальним. У такій формі, яка практично не відрізняєте від праслов'янської, це слово збереглося лише в одному з діалектів чеської мови: caja. Воно пов'язане з близькими за значенням псл. *сауъка, *чатъка.
Форма *caja, незважаючи на обмежене поширення, лежить в основі: похідних *сajbka, *cajica. Пор. ст. сл. і рос. діал. чавка «чайка», дінд. kauti «кричить».
У давньоруських пам'ятках міститься лише паралельна форма чаица:
«О Донче! не мало ти величія, лєлєяшу князя на влънахъ, стрежаше гоголемъ на водь, чайками на ветвяхъ, чрьнадьми на ветрЪхъ» (СПІ, XII ст., 50).
Пізніше форма чаица утворена від основи *caja за допомогою суфікса –иц(а), була повністю витіснена формою чайка, утвореною за допомогою суфікса –ък(а).

Використана література:
1. Budziszewska W. Siowianskie slownictwo dotyczace przyrody zywej,– Wroclaw etc., 1965.– S. 93–125.
2. Булаховский Л. А. Зазнач, праця.– С. 263.
3. Кулінич I. Я., Воловник С. В. Довідник з біології.– К., 1986.– С. 183.
4. Масhек V. Еtіуmоlogіску slovnik іаzука сеsкehо.– Ргаhа, 1968.–
5. Фасмер М. Зазнач, праця,– Т. 3.– С. 625,
6. Фасмер М. Зазнач, праця.– Т. 1.– С. 352.
7. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка : В 4-х т.– М,, 1987.– Т. 3,– С. 398 (далі – Фаcм.; список скорочень див. у кінці статті).
8. Этымалагічны слоунік беларускай мовы.– Мінск, 1980 – Т. 2.– С. 62.

УМОВНІ СКОРОЧЕННЯ:
1. ESJC- Machek V. Etymologicky slovník jazyka ceského. Praha, 1968.– 856 c.
2. ГА– Истрин В. И. Хроника Георгия Амартола в древнем славянском переводе.– Пг., 1920.–Т. 1.– 62 с.
3. ДЗ– Слово Даниила Заточника по редакциям XII и XIII вв. Переделки.– Л., 1932.– XVI –+ 166 с. + XIII табл.
4. СДРЯ XI–XIV– Словарь древнерусского языка (XI–XIV вв.). –М., 1986–89 Т. 1–3.
5. СлРЯ XI–XVII– Словарь русского языка XI–XVII вв.–М., 1975–1990. – Тт. 1–16.
6. СПІ – Слово о полку Игореве.– М., 1983.– 222 с.
7. Ср.– Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского язика, В 3-х т.–Спб., 1893–1912.
8. ЭСБМ– Этымалагічны слоунік беларускай мовы : В 3-х т.– Мінськ, 1985.

© І. О. СОКОЛ, 1991

четверг, 21 января 2010 г.

ДВОЙНАЯ ЗВЕЗДА, или ПОЛУЗАБЫТЫЙ ТАНДЕМ


В 2009 г. не стало Еремея Парнова – известного писателя, мастера научно-популярной, научно-фантастической и приключенческой литературы, обладавшего даром популяризации научных знаний. Это дано не каждому. Иной академик так изложит какую-нибудь теорию, что любому непосвященному она покажется хуже горькой редьки. Как и наука в целом. А должна бы, напротив, пробудить интерес… Но сейчас речь не об этом.
Составить всеохватную биографию Е.Парнова – автора и человека – дело будущих исследователей литературы. Надеемся, что таковые найдутся. Наша задача в данном очерке скромнее: рассказать, хотя бы в общих чертах, о сотрудничестве его с другим талантливым литератором и популяризатором науки – Михаилом Емцевым. Их соавторство длилось с 1961 по 1970 гг. С тех пор выросло поколение молодых читателей, которые в силу возраста не могут помнить этот некогда известный дуэт. Их книги, если и есть в библиотеках, стали редкостью. А вспомнить есть о чем. Ведь было время – не столь давнее – когда сочетание «Емцев и Парнов» звучало для почитателей НФ-литературы примерно так же, как «Ильф и Петров» или «Кукрыниксы» для ценителей сатиры и юмора.
Отступим более чем на четверть века назад. Вглядимся в запечатленные на черно-белых снимках молодые (тогда) лица. Прочтем краткую справку:
ЕМЦЕВ Михаил Тихонович (род. в 19З0 г.), ПАРНОВ Еремей Иудович (род. в 1935 г.) – пишут в соавторстве. Оба сотрудники научно-исследовательских институтов, работают в области физики и химии. АВТОРЫ НЕСКОЛЬКИХ НАУЧНО-ПОПУЛЯРНЫХ КНИГ. В фантастике работают с 1961 г.
Изданы следующие книги фантастики: «Падение сверхновой» (1964), «Уравнение с Бледного Нептуна» (1964), «Последнее путешествие полковника Фосетта» (1965), «Зеленая креветка»(1966), «Море Дирака» (1967), «Ярмарка теней» (1968), «Три кварка» (1969), «Клочья тьмы на игле времени» (1970). Кроме того, Е.Парнов – автор книги о научной фантастике «Фантастика в век НТР» (1974).
К слову, М.Емцев был также автором научно-популярной книги «Мир почвенных микробов» (1966), написанной в соавторстве с родным братом Всеволодом. Е.Парнова также нельзя назвать фантастом «в чистом виде». Он шире этих рамок. Ему принадлежит беллетризованная биография Улугбека под названием «Звезда в тумане», изданная в начале 1970-х гг. в серии «Пионер – значит первый». Достойным завершением его сотрудничества с М.Емцевым в области научно-популярной литературы стала книга «Впереди великий штурм природы» (1964). Книга с таблицами, картами, диаграммами – истинное детище хрущевского времени, когда считалось, что природу нужно не просто использовать, а переделывать. Впоследствии этот период истории получил ярлык «волюнтаризм». Как это по-советски – навешивать ярлыки на определенные эпохи!
А из «научпопа» – прямой путь в научную фантастику! В начале 1960-х гг. в журнале «Искатель» появился первый совместный рассказ «На зелёном перевале». С него и начался славный путь соавторов на ниве родной НФ.
Оба автора были выходцами с Украины. М.Емцев родился в Херсоне, Е.Парнов – в Харькове. Отсюда – пусть не часто, но все же звучащие иногда в произведениях украинские мотивы. Хотя большую часть жизни и, главное, всю творческую жизнь они провели в Москве. Такова была централизация в Стране Советов, что почти все известные деятели культуры, науки, искусства чаще становились москвичами, реже – ленинградцами.
А теперь перейдем к главной теме – повествованию о совместном НФ-творчестве двух друзей. Они были именно друзьями, иначе не могли бы работать так слаженно, как единый механизм – в лучшем понимании этого слова! От профессиональных критиков объективного анализа не дождешься, поскольку, по мнению господ писателей жанр фантастики, как и детектив, «за пределами рассмотрения». Что ж, пусть высоколобая критика считает, что «за пределами». А мы – рассмотрим.
Итак, не считая научно-популярных, 8 научно-художественных книг. Именно так можно охарактеризовать творчество этого тандема. Как всегда, когда в литературу приходят люди, непосредственно занятые научной работой, сперва почти в каждом из них ученый подавляет художника. У некоторых это остается навсегда, и тогда их произведения не приобретают широкой популярности, вскоре вытесняются другими, более увлекательными. Другие преодолевают этот недостаток сравнительно быстро. Емцев и Парнов преодолели его после дебютной НФ-книги «Падение сверхновой».
Сегодня этот сборник рассказов, написанных еще неопытной рукой, – ведь за плечами соавторов был пока только «научпоп»! – интересен как первая попытка рассказать читателю о мире науки новым языком. Языком художественных образов. Пожалуй, лишь в этой книге, кстати, изданной весьма убого, в мягкой обложке, рассыпавшейся в прах через З0 лет, заметно преобладает «обнаученность» в ущерб художественным средствам. Хотя в недостатке занимательности сюжетов авторов не упрекнешь. Обратимся к некоторым из них.
Рассказ, давший название сборнику, повествует о необыкновенном случае: на станции, проводящей сложные физические исследования, затерянной среди тайги, вблизи монгольской границы, в результате необъяснимого катаклизма, напоминающего взрыв сверхновой звезды, неизвестно откуда появляется пожилой человек, одетый, как…дачник предвоенных годов. Оказывается, это профессор-физик Лев Шапиро из Минска, пропавший без вести в самом начале войны, в 1941 г. А действие рассказа происходит в 1961-м! Поскольку свидетелями происшествия становятся не профаны, а физики, они довольно скоро разбираются в происшедшем: оказывается, профессор спасся от ломавших дверь эсэсовцев, с помощью вакуумной камеры уйдя в антимир – мир, где все частицы имеют заряд с обратным знаком, а время течет вспять. Ему удалось проникнуть в «море Дирака», впоследствии еще не раз ставшее основой для построения сюжетов других произведений.
К этой теме мы еще вернемся. Пока хотя бы вкратце надо объяснить суть понятия «море Дирака».
Гениальный английский физик-теоретик Пол Дирак выдвинул теорию о том, что вакуум – это не просто пустота. Это целое море, в котором плавают неуловимые пока для нас элементарные частицы. Применяя интенсивное облучение, так сказать, «бомбардируя» вакуум, эти частицы можно выбить из него. То есть, иными словами, создать материю из «ничего». Конечно, до практического применения этой идеи нам пока далеко, и все же сегодня ее никто не оспаривает. В дальнейшем она легла в основу романа, так и названного «Море Дирака». О нем речь впереди.
Здесь же хотелось бы сказать о другом. В книге, вышедшей в том же 1964 г., – «Уравнение с Бледного Нептуна», авторы, так сказать, повторили сами себя. Речь идет о том, что ученый-физик, еврей по национальности, спасаясь от нацистов, используя свой профессиональный багаж, недоступный прочим, уходит в непостижимые дали времени и пространства. Правда, на этот раз это – не житель Советской Белоруссии Л.Шапиро, а западноевропеец Виктор Мандельблат, знакомый с великим Нильсом Бором.
Позволителен ли такой ход – переписывать свое творение, так сказать, на новом уровне? (А ведь действительно на новом – «Уравнение…» именно в художественном отношении выше рассказа «Падение сверхновой» на целый порядок.) Очевидно, авторы считали, что да. И не только в этом случае.
В книге «Падение сверхновой» помещен рассказ «Операция «Кашалот». В его основе – повествование об отважном исследователе морских глубин, открывшем способ без всяких приспособлений типа акваланга и даже без маски опускаться на морское дно и находиться там довольно долго. Новый Ихтиандр, только без жабр! Время действия рассказа – современность.
Так вот, через 5 лет в сборнике «Три кварка» появляется рассказ «Иду в глубину». По сути, это повторение сюжета «Операции «Кашалот», только написано ЛУЧШЕ! Соавторы думали не только о содержании своих произведений, но и об их форме. И не стеснялись выпускать в свет «второе издание, переработанное и дополненное» своих произведений.
По поводу некоторых рассказов Емцева и Парнова, да и других авторов, приходилось слышать такое мнение: «Так называемая НФ – это профанация и науки, и литературы! Можно было рассказать о том же в другой форме, не прикидываясь «художником».
Вероятно, такие рассказы, как «Три кварка», «Сфера Шварцшильда», короткие зарисовки «DeProfundis (Из глубины)», «Фигуры на плоскости» и некоторые другие «большой литературой» не назовешь. Это иллюстрации к физическим парадоксам. И все же есть одно «но». Школьник не станет читать труды физиков. Конечно, если он не вундеркинд. А рассказ «Сфера Шварцшильда» прочли десятки тысяч школьников. И получили пусть упрощенное, но все же представление о таком сложном явлении, как гравитационный коллапс. Поскольку в то время школьники еще ЧИТАЛИ, а не проводили все свободное время за компьютером. И это можно сказать о многих произведениях, и не только емцевско-парновских…Противники жанра почему-то не хотят понимать, что научно-популярная литература и НФ не противоречат, а дополняют друг друга!
Вот мы и подошли к рассмотрению одного из самых оригинальных и, так сказать, неожиданных произведений соавторов. В книге «Уравнение с Бледного Нептуна», кроме одноименного длинного рассказа (или короткой повести?), содержится еще одна повесть, название которой почему-то не вынесено на обложку. Это «Душа мира».
Можно смело утверждать, что ничего похожего до тех пор в советской НФ не было. Впрочем, после тоже…Эпиграфом послужили строки из одноименного стихотворения В.Гёте:
И гасит пламя безграничной жажды
Любви взаимной взгляд.
Пусть жизнь от целого приемлет каждый
И вновь – к нему назад.
Речь пойдет о некоем квазиорганизме – то ли живом, то ли не совсем, – непостижимым образом объединившего в себе психические сущности всех людей, живущих на земле. Что из этого вышло – поглядим…
Впервые автору этих строк довелось прочесть «Душу мира» еще подростком. И навсегда врезались в память первые строки: «Я – всего лишь голос. Простой человеческий голос, записанный на узенькую магнитную пленку…» Согласитесь, так бывает нечасто, что начало произведения запоминается на много лет. И не случайно!
…Начиналось все вполне тривиально: в результате жесткого облучения некоей морской водоросли (приводится даже ее латинское название) была создана новая живая ткань, обладающая способностью продуцировать полимер. Причем видоизменяющийся в зависимости от внешних условий. Сперва ученые пришли в восторг. Напомним, что в 1960-е гг. тема создания полимеров и их использования в народном хозяйстве была одной из наиболее актуальных. А вот то, что игры с радиацией до добра не доведут, авторы почувствовали почти за четверть века до Чернобыля…
Возникшее в результате мутации чудо-растение приняло форму цветка. Он стал расти. И вот тут-то, хотя не сразу, была обнаружена странная закономерность: биотоза (авторский неологизм) вырастала там, где скапливалось много людей. И наступил момент, когда общение – или взаимодействие – с ней стало просто опасным.
Попадая в поле действия чудо-цветка (а оно становилось все больше) оказавшиеся рядом люди не просто теряли свою индивидуальность – они на время менялись психическими сущностями друг с другом! К примеру, человек, не пивший ни грамма спиртного, но оказавшийся рядом с пьяным, тоже мгновенно пьянел. Взрослый, давно расставшийся с юностью, проходя рядом с маленьким мальчиком, «вдруг ощутил страшную обиду на маму, всыпавшую ему только что по попе». Мужчина внезапно почувствовал на плечах тяжесть непривычного для него груза – коромысла с полными ведрами. Их несла проходившая поблизости женщина…
Смешно? Да нет, людям скоро становится не до смеха. А впоследствии – просто страшно, когда биотозе под силу уже «менять душами» тех, кто находится не только рядом, но в других странах, даже на других континентах. Например, в теле жены одного из героев повести оказывается англичанка – далекая и от России, и от науки. Зато свою жену – вернее, ее психическую сущность (то, что наши предки попросту называли душой) он обнаруживает…в Южной Америке. Это еще полбеды. К тому же – в теле безногого нищего! Психологический шок не описать никакими словами…
Биотоза, разрастаясь, начинает представлять реальную угрозу человечеству. На повестку дня встает борьба с ней – как с неуправляемой стихией. А ведь «чудо-цветок» был создан людьми! И, конечно, с благими намерениями!
Пересказать все перипетии повести в кратком очерке невозможно. Да это и не входит в нашу задачу. Отметим главное: несмотря на несколько экстравагантные обстоятельства – авторы часто использовали такой прием, чтобы заострить внимание, – здесь поднята важная проблема: не мешает ли хорошо подумать, прежде чем пускаться на рискованные эксперименты? Вспомним хотя бы пчел-убийц со смертельным укусом – они натворили немало горя в США и Мексике. Да и СПИД, как известно, родился не в джунглях, а в лабораторных стенах…
Следует отметить одну деталь, которой в ранних рассказах авторов почти не было. Начиная с «Души мира» в их произведениях присутствуют индивидуальные психологические характеристики персонажей. Что греха таить, авторы НФ часто пренебрегают психологизмом, что и служит причиной упрека в «нелитературности». Человек для них зачастую – лишь носитель той или иной научно-технической идеи. Так вот, ведущие герои «Души мира» – молодые исследователи Сергей Арефьев и Эрик Эрдман, профессор Карабичев, аспирантка Ружена Миракова, да и некоторые второстепенные тоже – это индивидуальности с ярко очерченными характерами. Они действуют не только как специалисты, но и просто как люди с присущими им порой душевными колебаниями. И вот тут-то следует рассказать об одном поступке той же Ружены, стоившем ей жизни.
В отсутствие Арефьева – он был тогда в отпуске, – она зашла в его помещение в институте и, обнаружив, что усилитель биотоков работает без электропитания (!), уселась перед ним и стала «экспериментировать». В итоге – скоропостижная смерть. Еще на одном печальном примере сотрудники убедились, что с биотозой шутки плохи. Но это еще не все…
Впрочем, пересказ тут бессилен. Ненадолго предоставим слово авторам:
«…Из усилителя Арефьева лилось желтое сияние. Напротив аппарата на стуле полулежала Миракова. Широко открытые голубые глаза подернулись смертельной пеленой.
Ермолов резким движением схватил девушку за руку, но, ощутив ледяной холод трупа, выронил ее. Рука глухо стукнулась о дерево стула.
- Она мертва, – облизывая внезапно пересохшие губы, сказал он.
И тогда все обернулись назад и, предчувствуя что-то еще более ужасное, стали всматриваться в даль длинного институтского коридора. Их искаженные лица будто одеревенели. Они ждали.
…Но вот на повороте появилась женская фигурка и медленно двинулась к ним. Это была она.
Когда девушка подошла и они увидели, что перед ними Ружена Миракова, у кого-то вырвался судорожный всхлип. Только Ермолов, бросив быстрый взгляд на тело, лежавшее на стуле, громко спросил:
- Что это значит, Ружена?
Девушка улыбнулась своей несмелой улыбкой и зашевелила губами. И здесь все поняли, что они не слышат ее слов. Звуков не было. Мысли Ружены проникали прямо к ним в мозг.
- Я умерла, Иван Иванович. Я умерла три дня назад.
С криком отчаяния и страха ринулись они к девушке. Их руки встретились в воздухе. Несколько секунд они сжимали и ощупывали ладони и пальцы друг друга…»
Дальше в сцене «псевдовоскрешения» – так было названо это странное явление – трагическое соседствует с комическим. Охваченные паникой ученые мужи спасаются бегством…от призрака.
Впоследствии «псевдовоскрешение» получило научное объяснение. В результате влияния на человечество все той же биотозы психические сущности людей (души) еще некоторое время «живут» среди окружающих и ведут себя, как вполне живые люди. С той разницей, что их нельзя потрогать.
Значит ли это, что в повести «Душа мира» впервые в советской НФ присутствует элемент мистики? Можно сказать и так. И все же задумаемся: так ли уж произвольна фантазия авторов?
Вот сообщения последних лет: фотоаппарат с кварцевой линзой фотографирует пустую комнату. Два-три дня назад в этой комнате ходил, говорил, смеялся человек, внезапно умерший. Съемки, повторяем, велись после его смерти. И вот на снимках…живой человек.
С помощью кварцевой линзы МОЖНО СФОТОГРАФИРОВАТЬ НЕДАВНЕЕ ПРОШЛОЕ! И это уже не фантастика, а самый что ни на есть факт. Хоть и необъяснимый пока.
Безусловно, эта повесть – неординарное явление в НФ-литературе, и не только советской. Но не следует забывать, что она создавалась в период «холодной войны», жесткого противостояния двух миров во главе с СССР и США соответственно. Тогда чуть не в каждом негативном явлении «они» видели «руку Москвы», а «мы» – «происки Пентагона»…Это в какой-то мере отразилось на тексте произведения. С точки зрения сегодняшнего дня странно выглядит утверждение, что излучение биотозы «работает в основном на коммунистов» – почему, собственно? В общем, без определенной дани «текущему политическому моменту» не обошлось.
В конце повести Сергей Арефьев, подобно другому литературному герою того времени – Александру Кравцову из «Черного столба» Е.Войскунского и И.Лукодьянова – жертвует собой, чтобы уничтожить биотозу. Только и осталось от него, что записанный на пленку голос, о котором шла речь вначале. Это – своеобразное завещание потомкам. Вот что довелось увидеть Арефьеву во время, условно говоря, «сеанса связи» с биотозой, установив непосредственную психическую связь с радиационно-биологическим чудищем:
«…Комья, из которых состояла масса, приобрели более четкие очертания. У них появились кое-какие дополнительные черточки, что-то в них встревожило меня…Мне показалось, что…
Медленно холодея, я впился взглядом в волнистое море, мелькавшее внизу. Но мои спутники резко взмыли вверх, и мы долго летели на такой высоте, откуда ничего уже нельзя было различить…
По моей спине побежали мурашки величиной с кулак.
Комья, из которых состоял живой океан, были людьми! Подо мной находились сотни тысяч, миллионы людей, плотно припрессованных друг к другу. Теперь я уже явственно различал очертания голов, глазные впадины, слабо развитые ушные раковины. Некоторые из них шевелили отростками, заменившими у них руки. Некоторые ленивым поворотом головы провожали наш стремительный полет.
Миллиардоголовый зверь, или существо, или сверхсущество…Я летел над человеческим морем, над обществом-организмом, обладавшим единым телом, и каждый был в нем всего лишь клеткой. Страшный вскрик застрял в моем горле.»
Такое, с позволения сказать, видение будущего продемонстрировала биотоза Арефьеву – посланцу человечества – в виртуальном полете, где его сопровождали два «высших» существа этой кошмарной «цивилизации»… Недаром один из коллег Сергея – Ермолов после прослушивания записи об этом произнес: «Только теперь понимаешь, какая страшная штука эта биотоза».
Завершается повесть все-таки на оптимистической ноте. Все человечество должно объединиться против чудовищной биомашины. Если мысли всех людей Земли будут направлены ПРОТИВ, ее страшное влияние на психику удастся нейтрализовать.
Главного героя не стало. Но его последний монолог остался, как предупреждение потомкам. А теперь взглянем на открывшуюся ему страшную картину чуть иначе, аллегорически: не есть ли это изображение общества, где подавлена всякая индивидуальность? Обращаясь к действительности 1960-х гг., сразу же вспоминаешь Китай на пике «культурной революции» – толпы одинаково одетых, одинаково мыслящих (по крайней мере внешне) людей-марионеток, хором орущих абсурдные лозунги…Да и любая тирания – разве не стремится превратить человека в «клеточку» или «винтик»?
Вот к каким далеко идущим выводам приводит, казалось бы, так мирно начавшаяся история…Порой приходит мысль: почему «Душа мира» не была ни разу переиздана? Впрочем, не только она. Об этом скажем чуть позже.
Для рассказов второй половины десятилетия характерен интерес к различным вопросам науки и техники, причем всегда в связи с их влиянием на жизнь человека. Для Емцева и Парнова, как и для большинства их собратьев по литературному цеху, всегда на первом месте были социальные последствия тех или иных открытий, изобретений. Иногда показывали они и то, как плоды прогресса могут служить во вред человечеству. Смотря в чьих руках окажутся…
Особняком стоит один из сильнейших по воздействию на читателя рассказов – «Оружие твоих глаз». Как ни странно, он не вошел ни в одну из авторских книг тогда уже «звездного» дуэта. Был напечатан лишь в одном из выпусков альманаха НФ. Выходили тогда, да и позже, такие невзрачные серые тетрадки – их и книгами не назовешь. Даже настоящие любители жанра обращаются к ним редко. Так и сгинул бы талантливый текст в бумажных залежах, если бы его не вытащил на свет энтузиаст, известный литературный критик Владимир Гаков. О чем же этот рассказ?
Тут пришло время вспомнить об украинских корнях обоих авторов. Когда они пишут об Украине, чувствуешь, что знают ее хорошо. Иное дело – политическая оценка событий… Действие «Оружия твоих глаз» происходит в небольшом прикарпатском городке в первые послевоенные годы. Естественно, в нем фигурируют бандеровцы.
История иначе, чем вчера, расставила политические акценты. Сегодня в Западной Украине именами Бандеры и бандеровцев названы улицы, им посвящены монументы и мемориальные доски. Их чтут, как национальных героев, провозгласили «жертвами сталинско-бериевского террора». С другой стороны, именно националистическое подполье помогало Берии поддерживать в стране атмосферу осажденной крепости. Об этом можно спорить без конца, ведь жизнь сложнее любой пропаганды. Несомненно одно: обе воюющие стороны – оуновцы и энкаведисты не уступали друг другу в жестокости. Те и другие готовы были ради достижения политических целей жертвовать человеческими жизнями.
Персонажи рассказа – обычные подростки трудной послевоенной поры, ровесники авторов. Один из них, как и М.Емцев, родился в Херсоне, эвакуирован был в Свердловск. Другой, как и Е.Парнов, спустя годы стал москвичом. Третий – поражающий своей трагической судьбой бывший малолетний узник концлагеря. Волей случая они стали одноклассниками.
Им противостоит Ярослав Генчик – фанатичный националист и одновременно одаренный физик, ставший после войны обычным школьным учителем. Ведь в «большой науке» Советской страны ему нет места – новую власть он ненавидит. Случилось так, что трое ребят почти раскрыли тайну Генчика, хотя могли поплатиться за это жизнью.
Пробравшись в дом к Генчику, движимые обычным мальчишеским любопытством, друзья обнаружили прибор, напоминающий телескоп. Только обращен он почему-то не в небо, а смотрит из окна на город. Ребята лишь в последний миг узнают, что это – страшное оружие. При помощи этого прибора, невидимым лучом, собирается тихий «пан Ярослав» уничтожить людей, вышедших на ненавистную ему первомайскую демонстрацию. Но на этот яд нашлось противоядие…
Это и есть «оружие глаз» их третьего товарища – Сашки, хлебнувшего столько горя, что хватило бы на десятерых взрослых, потерявшего всех родных и все же нашедшего в себе силы не сломаться. Еще находясь в концлагере, он случайно стал обладателем тонкой черной пластинки из непонятного камня. Из этой пластинки сделал себе очки – сквозь них можно было, не мигая, смотреть на солнце. И опять-таки, чисто случайно, обнаружил чудесное свойство этих очков: с ненавистью посмотрел в затылок одному из палачей, и тот вскоре умер. И тогда узник Саша начинает использовать очки как оружие. Еще несколько фашистов умирают, но никто не может догадаться о причине. Затем приходит освобождение.
Соавторы, как физики по образованию, объясняют читателю секрет чудесных очков: дело в том, что минерал, из которого они были сделаны, обладал свойством многократно усиливать биотоки мозга и передавать их на расстояние. Будь черная пластинка на черепе – ничего бы не произошло. Но, превратившись в очки, кусочки этого минерала проводят мозговые волны сквозь глаза. Отсюда и выражение «оружие глаз».
Сашка почти повсюду носит эти очки – без них он плохо себя чувствует на солнце. И выйдя в них на демонстрацию, единственный из толпы ощущает страшную волну невидимого излучения, исходящую от аппарата Генчика. Здесь, в колонне идущих на праздник людей, происходит своеобразная дуэль двух волн – волны смерти, идущей с чердачного окна дома на окраине, и волны противостояния, идущей от черных очков.
Финал печален: мальчик спас людей, но ценой собственной жизни. Очки, не выдержав напряжения, взорвались, а сам он спустя несколько дней умер в больнице. Встретив сопротивление, раскалился докрасна и взорвался аппарат, созданный физиком-националистом. Погиб он сам и его сообщники.
И вот спустя 20 лет один из бывших Сашкиных друзей – уже не Сережка, а Сергей Александрович, приезжает в Прикарпатье, чтобы найти очевидцев тех малопонятных тогда событий. Разобраться в происшедшем, взглянуть на все уже глазами взрослого человека. Придя твердо к такому решению, пропускает вечерний поезд на Москву и остается еще хотя бы на день: поговорить с оставшимися свидетелями. И мы верим, что ему удастся распутать клубок событий до конца.
Повесть «Последнее путешествие полковника Фосетта» как бы воскрешает почти угасший в ХХ веке жанр путешествий и приключений, заставляет вспомнить произведения Купера, Буссенара, Хаггарда, Майн Рида… Частично текст основан на подлинных событиях – в середине 1920-х гг. в южноамериканских джунглях бесследно исчез английский путешественник Фосетт. Авторы предлагают свою версию событий тех лет…
Следует сказать, что Емцев и Парнов – именно как соавторы – чаще выступали как писатели «малой формы». Чего не скажешь о Еремее Парнове как таковом: он впоследствии стал романистом. В активе творческого тандема лишь два больших романа: «Море Дирака» и «Клочья тьмы на игле времени». О них скажем чуть позже.
Конечно, каждый рассказ и каждую небольшую повесть здесь не рассмотреть. Взглянем внимательней на некоторые, на наш взгляд, наиболее интересные.
Рассказ «Зеленая креветка», давший название сборнику, с одной стороны, интересен своим замыслом (много бед натворила венерианская креветка на Земле, прежде чем нашлась на нее управа!), с другой – излишне перегружен «приключенческими» подробностями. Здесь и ракета, «самовольно» стартовавшая с Венеры, оставив двоих космонавтов на погибель, и «взбесившийся» грузовик на Земле, помчавшийся без шофера, и чудовище типа «модифицированного» медведя, созданное в Антарктиде безответственным генетиком – оно вырывается из клетки…Впоследствии всё получает логичное объяснение, и всё же… Такое нагромождение «экстремальных» деталей несколько затрудняет восприятие.
Но тут следует сказать еще об одном аспекте. Там, где авторы НФ-произведений предлагают свое видение будущего в свете научно-технического прогресса, их прогнозы зачастую сбываются. Иногда не так скоро, как хотелось бы, и несколько в другой форме. Зато «картинки светлого будущего» оказываются наивны и нелепы там, где правит бал царица Идеология. О «Душе мира» в этом плане мы уже говорили. Особенно же показательна в этом отношении «3еленая креветка». Авторы проецируют в будущее «холодную войну» и вкладывают в уста героя-американца слова: «Коммунистам мало, что они захватили три четверти земного шара. Они протягивают руки к последнему оплоту свободного мира…» Обратите внимание: «последний оплот». Получается, что в изображаемом будущем широко распространился коммунистический строй и лишь на четверти Земли, включая США, еще сохранился капитализм. Читать об этом сегодня смешно. Но в то время многие искренне так думали…
«Лоцман Кид» – это трогательная история дружбы человека, поневоле ставшего робинзоном, и дельфина. Именно общение с этим существом – вершиной интеллекта водного мира – помогает человеку остаться самим собой, не одичать. «Только ли нас, людей, имела в виду природа, когда задумала создать мыслящее существо?» – спрашивают авторы. Очевидно, не только нас.
Удивительно, как советская цензура, требовавшая безграничного оптимизма в изображении будущего, пропустила рассказ «Желтые очи». С таким трагическим финалом! В небе далекой планеты с романтичным названием Анизателла по ночам светятся два естественных «фонаря» – хоть и непонятного происхождения – получившие название «желтых очей». Их свет является, как сказали бы сейчас, галлюциногенным фактором. Под их лучами (ведь спрятаться некуда) пробирается к своим одинокий астронавт, потерпевший бедствие. И не добирается. Перед смертью он вновь видит своих товарищей и даже прилетевшую с далекой Земли жену (!), беседует с ними…Но все это оказывается лишь иллюзией. Утром товарищи находят его окоченевший труп и задумываются: «Кто знает, что пригрезилось ему в последний час?» «Желтые очи» облегчили предсмертные муки, но не спасли и не могли спасти. Пожалуй, из произведений того периода лишь этот небольшой рассказ да повесть братьев Стругацких «Далекая радуга» предупреждали о том, что путь человека «вперед и выше» далеко не всегда будет усыпан розами…
После первого, еще «сырого» сборника «Падение сверхновой» у братьев по перу не было произведений откровенно слабых. Что ни рассказ, то новая оригинальная идея, неожиданный поворот сюжета, зачастую – неповторимый авторский юмор. Пересказать большую часть здесь невозможно. Рассмотрим два наиболее ярких, две жемчужины их совместного творчества – «Снежок» и «Последняя дверь». Эти произведения и критиковать-то не хочется, на наш взгляд, ими можно только восхищаться.
«Снежок» предлагает читателю, на первый взгляд, вполне стандартный сюжет: молодой ученый с помощью устройства типа «машины времени» попадает в недавнее прошлое – из лета в прошлую зиму – где встречается с самим собой. А встретившись, дает себе «вчерашнему» вполне практический совет – как правильно вести себя, чтобы не расстаться с любимой девушкой. То есть избежать того, что однажды уже произошло…
Кто незнаком с этим рассказом, возможно, удивится: что тут такого? Нечто подобное, кажется, описано и у англо-американцев…Так, да не совсем.
Просто пересказ содержания здесь излишен. «Снежок» нужно читать, чтобы ощутить все обаяние этого маленького шедевра. Здесь и точные бытовые детали, и психологические тонкости… В общем, прочтите – не пожалеете! И еще:
Есть синий вечер, он напомнит,
Не даст забыть, не даст уйти.
Вот так рабу в каменоломне
Цепь ограничила пути.
Это – отрывок из ненаписанного стихотворения. Верней, написанного главным героем, но другие строки остаются «за кадром». Это было поистине романтическое время, когда, несмотря на все дискуссии о «физиках» и «лириках», они часто уживались в одном лице…
Да, почему рассказ так назван? Очень просто: персонаж возвращается в ту самую минуту, из которой отбыл в прошлое. И как доказательство своего «путешествия» достает из кармана снежок и запускает в доску, всю исписанную формулами. «Снежок попал точно в середину и прилип.» Безусловно, эту заключительную фразу помнят все, кому встречалось произведение. Оно – из тех, что запоминается надолго.
«Последняя дверь»… Этот рассказ, безусловно, заслуживает особого приза, если бы такой существовал: за гениальную выдумку. Которой, впрочем, он не исчерпывается. Весь текст пронизан духом того десятилетия, когда мальчишки огромной страны – да и не только ее – искренне хотели быть космонавтами. Рвались в космос так же, как за несколько десятилетий до того – в полярники и подводники…
Молодой энтузиаст Сашка Егоров, которому дорога в космос была закрыта из-за больной печени, пошел в научно-исследовательский институт, занимавшийся проблемами изучения космического пространства. Без этого он просто не мог жить. И вот однажды он едет в гости в своему другу-космонавту, недавно вернувшемуся с Марса. Едет в украинское село Музыковку, куда, по выражению одного из встречных, «добираться тяжче, ніж до Марса». Учитывая знаменитый чернозем и вечное бездорожье!
Здесь его ждет встреча с невероятной марсианской находкой. Кусок обыкновенного на вид зеркала оказывается…выходом в иное измерение пространства. Хотя в тексте и нет этих слов. Удивительные приключения происходят в селе, где внезапно открылся этот выход – пугающие и притягательные одновременно. Оказывается, именно благодаря таким зеркалам жители Марса ушли некогда в загадочную Айю. Туда же в конце концов уходит и один из героев – ему просто ничего другого не остается…
Здесь, как и в случае со «Снежком», пересказывать содержание нет смысла. Читайте! Уж этот сюжет абсолютно оригинален. И впечатление производит незабываемое.
И здесь вновь нельзя не отметить одну из характерных черт творчества собратьев: отличное знание реалий обстановки, в которой происходит действие. Повествование о совершенно фантастической марсианской находке сочетается в рассказе с достоверными и легко узнаваемыми образами людей украинского села, знакомого авторам, очевидно, не понаслышке. Картины природы также, безусловно, знакомы каждому, кому доводилось поездить по дорогам Украины – на этот раз не Западной, а Надднепрянской.
Хотя в «Последней двери» речь идет о загадочных, порой непостижимых вещах, рассказ пронизан юмором. С доброй улыбкой изображен родной дед космонавта Нечипоренко, гордящийся своим «звездным» внуком, и даже пьяница-тракторист показан с усмешкой – скорей сочувственной, чем обличающей. И еще одна деталь: с горькой иронией авторы обнаруживают в будущем все те же чисто «совковые» проблемы. Это и, мягко говоря, нечуткость чиновников, и унизительное заискивание перед иностранцами. Для Егорова свободного автолёта (вновь авторский неологизм!) на стоянке не было, зато для Анхело – полукриминального субъекта латиноамериканской наружности – он сразу нашелся…
В общем, прочтите «Последнюю дверь», как и «Снежок» – они того стоят!
И еще о нескольких коротких произведениях – избранных, поскольку «никто не обнимет необъятного.»
Рассказ «Доатомное состояние» – это опять-таки иллюстрация к физическому парадоксу. Зато какая! Произведение заставляет поверить, что когда-нибудь, пусть через века, человечество дойдет до экспериментов со временем. В самом деле, если время и пространство неразрывно связаны, то, воздействуя на одно, можно видоизменить и другое…
Герои этого рассказа – русская Ирина и венгр Дьёрдь – движимые неукротимым энтузиазмом, решают на свой страх и риск «проникнуть» в доатомное состояние материи, чтобы убедиться: что было раньше и было ли вообще? В процессе этого опасного эксперимента им пришлось свернуть вокруг себя пространство – иначе их ждала гибель. А свернув пространство – они остановили время. И в этом «пузыре» или «коконе» из свернутого пространства невольно проникли в нуль-пространство, т.е. неописуемое состояние, когда ни времени, ни пространства вокруг просто не существует. Вернувшись «домой», экспериментаторы узнают, что прошло много времени, которое для них промелькнуло, как вспышка метеора. И вот что интересно: в парке установлена мемориальная доска, где указано, кто здесь ушел в нуль-пространство и когда. Решено ничего не строить на этом месте и не прокладывать энерготрасс. Ирина говорит слегка удивленному Дьёрдю: «А я просто знаю, что они ждали нас. Не могли не ждать».
Для этих двоих всё закончилось сравнительно благополучно по случайности. Но может, люди когда-нибудь научатся управлять пространственно-временными процессами, хотя бы в ограниченном объеме?
Рассказ «Конгамато» и повесть «Бунт тридцати триллионов» в определенном смысле основаны на сведениях о том, что в труднодоступных районах земного шара до сих пор водятся чудом сохранившиеся реликтовые животные. (Вспомним прославленное Лох-Несское чудище!) В первом случае это – птеродактиль, якобы обитающий в Судане, поблизости от Нила, во втором – «черт Сордонгнохского плато», гигантский ящер, прячущийся в сибирском озере.
Главный герой в «Конгамато» – советский геолог, прибывший в Судан, чтобы помочь молодой независимой республике строить заново экономику. Ему пришлось преодолеть немало трудностей – не только стихийного, но и рукотворного характера…
(К слову сказать, в то время Советское правительство тратило в среднем 60 млрд. руб. в год на помощь слаборазвитым странам – главным образом африканским. В то же время некоторые области РСФСР, например Вологодская, оставались почти такими же нищими, как Африка.)
Герою рассказа довелось увидеть лишь тень пролетевшего над Нилом Конгамато – местные жители еще зовут его Красным. Зато он испытал на себе тайные козни тех, кто не заинтересован в развитии Судана и в присутствии русских на континенте…
Следует отметить, что философские диалоги советского геолога с пожилым британцем о возможных путях-дорогах бывших колониальных стран, о пережитках рабства в сознании африканцев настолько органично вплетаются в приключенческую ткань сюжета, что совершенно не мешают восприятию. Это – шаг вперед авторов по сравнению хотя бы с той же «Зеленой креветкой».
В «Бунте З0-ти триллионов» (таково количество клеток в живом организме) затронуты довольно сложные философские проблемы. Например: что такое бессмертие, можно ли его достигнуть в принципе, и нужно ли оно вообще? Не слишком ли для читателей юного возраста?! Оказывается, нет – если подать материал так, как делают Емцев и Парнов. Не верите – убедитесь сами. Начинается все со сценки в столовой, далекой от всяческой экзотики. Стоя в очереди (кстати, не раз и не два в произведениях соавторов встречаются очереди – неизменный атрибут советской жизни), молодой человек по имени Борис Ревин внезапно падает в обморок. Сначала думают – от переутомления. Оказывается, дело сложнее: это не обморок, а кома. Борис сделал себе страшную инъекцию – ввел в вену вытяжку из крови загадочного сибирского ящера. А ящер, обнаруженный в озере, среди глухой тайги, оказался…бессмертным. (Кстати, такая мысль приходит в голову по поводу Лох-Несского и других подобных монстров – ведь они, каждый в единствен-ном экземпляре, живут века!) Чем же это закончится для Ревина?
В конце концов, развязка благополучна: Борису удается благодаря усилиям врачей выйти из комы; попутно он успевает, находясь в подобии летаргического сна, увидеть «сновидения», принадлежащие генетической памяти – и не только человеческой! Среди этих «снов» – и картины Земли, когда на ней царили динозавры, и гораздо более поздние видения, среди которых – даже Ленский расстрел 1912 г. Эти сигналы, в виде биотоков мозга, удается записать на суперсовременную аппаратуру. В общем, Борис, не желая того, совершил научный подвиг. А ведь мог и не выжить!..
Конечно, событий и действующих лиц в повести гораздо больше – несмотря на сравнительно небольшой объем. А также поставленных вопросов. Ответов – значительно меньше. Думайте! – призывают авторы.
Вообще, следует сказать, что лучшие из героев Емцева и Парнова – это люди науки (чаще молодые, иногда – не очень), преданные своему делу до фанатизма. Это видно уже на приведенных примерах. Произведения создавались задолго до того периода, когда мерилом успеха, альфой и омегой станут деньги и только деньги…
Порой даже в деталях произведения несут на себе отпечаток своего времени. Например, невольно обращает на себя внимание национальная принадлежность некоторых персонажей. В «Душе мира» Ружена Миракова – не просто коллега, а невеста Арефьева – чешка, в «Доатомном состоянии» Дьёрдь Лошанци – жених Ирины – венгр. Уж если случались романы с иностранцами, эти иностранцы (или иностранки) должны были быть непременно из соцлагеря.
Хотя бы несколько слов стоит сказать о повести «Слеза Большого водопада», вошедшей в сборник «Три кварка». В конце 1960-х, задолго до компьютерной эры, у литературы уже существовал мощный конкурент – телевидение. И следует отметить, что картины амазонской сельвы и описание теплохода, отплывающего из одного из бразильских портов, на страницах повести ничуть не менее зримы, чем в «Клубе кинопутешествий» незабвенного Юрия Сенкевича. Не пересказывая сюжет, отметим лишь разнообразие персонажей, оказавшихся на борту судна: здесь и двое наших соотечественников (напомним, в то время загранпоездки были еще в редкость для простых советских людей), и американский бульварный писатель, и парочка гангстеров – есть в них что-то пародийное! – и лжепроповедник, шарлатан и фигляр, мнящий себя пророком. Но кроме щедро преподнесенной читателю экзотики – но без перебора! – присутствует здесь еще немаловажная деталь. Пожалуй, одними из первых в тогдашней литературе СССР авторы затронули проблему наркотиков, их влияния на судьбу человечества. Открыто писать об этой угрозе тогда можно было лишь в фантастических произведениях, да еще в газетах, но – под рубрикой «их нравы». Наркомания, как и детская преступность и некоторые другие пороки, официально считалась элементом «загнивающего капитализма». Высказаться по этому поводу авторам помогла их жанровая принадлежность. Хотя фантастики как таковой здесь немного, «Слеза Большого водопада» – это скорее произведение приключенческого жанра.
Наконец пришло время рассказать о двух романах, созданных соавторами уже на исходе их сотрудничества. Это – «Море Дирака» и «Клочья тьмы на игле времени», изданные соответственно в 1967 и 1970 гг.
«Море Дирака» – произведение многоплановое. Как в калейдоскопе, сменяют друг друга краткие, но выразительные картины московского быта 1960-х гг., предвоенная Латвия накануне прихода советских войск, начало Великой Отечественной войны в Прибалтике, эпизоды деятельности антифашистского подполья в Германии…Мы узнаем и об окладах научных работников эпохи «развитого социализма» (надо сказать, весьма скромных), и о грязных интригах, неизбежных – увы! – в любом научном коллективе, и о многом другом. Здесь и Московский цирк (туда привела судьба одного из персонажей), и нелегкие будни МУРа, распутывающего непростую историю с криминальной подоплекой, кое-что из жизни фарцовщиков – тогда спекуляция была уголовно наказуемым, а значит, опасным делом… И все-таки в центре повествования – научно-техническая идея, причем очень оригинальная.
О том, что такое «море Дирака», или «дираковский вакуум», было сказано выше. И вот представьте, в досоветской Латвии, на пороге Второй мировой войны, некоему изобретателю, причем страдающему от старческих болезней, удается создать аппарат, выбивающий частицы из вакуума. Вскоре в страну приходит Советская власть, затем не проходит и года, как на улицах Риги появляются немецкие танки. Старик умирает, его немногочисленные ученики исчезают в кровавом водовороте войны. Аппарат, о существовании которого человечество не подозревает (сейчас не до него!), используют в своей деятельности подпольщики-антифашисты. Затем войне приходит конец, и чудесный аппарат, существующий в одном экземпляре, оказывается вывезенным из бывшей Восточной Пруссии в числе прочих трофеев в Москву, где и пылится 20 лет на складе одного НИИ. Наконец в середине 1960-х гг. по чистой случайности обладателем его секрета становится довольно несерьезный по жизни, разболтанный парень – лаборант Роберт Мильчевский. К тому же он водит дружбу с фарцовщиком Вовой по кличке Патлач, следовательно, аппарату суждено проявить свое чудесное действие прежде всего в уголовной сфере…
А в чем же оно, это чудесное действие? В том, что аппарат – в буквальном смысле машина для печатания денег. И не только денег – чего угодно. Потому что он может сделать точную копию ЛЮБОЙ вещи. Их тех самых элементарных частиц, извлеченных из вакуума. То есть – создать НЕЧТО из НИЧЕГО. Только вот беда: эти копии – слишком точные. С немыслимой идентичностью воспроизводящие каждую царапину, каждое пятнышко… Не говоря уже о более важных деталях. Именно это ставит в тупик сотрудников уголовного розыска, рассматривающих наводнившие Москву фальшивые купюры. «Почему на всех один номер? – ломают голову они. – Ведь номер сделать проще простого!»
Опять-таки, роман оказывается многоплановым и в жанровом отношении. О нем можно сказать так: научно-фантастическое произведение с элементами детектива, бытовой прозы и даже… юмора и сатиры. Да, не удивляйтесь, там и это найдете! В сцене «видений», посетивших некоторых героев. Удивительный аппарат как бы «вытаскивает наружу» потаенные мечты каждого, гиперболи-зирует их, и получается прямо-таки Театр миниатюр!
Пересказывать всё не станем. Скажем лишь одно: это произведение явилось еще одной ступенью на пути повышения литературного мастерства дуэта. Кто мог знать, что – одной из последних…
Двойная звезда, светившая на горизонте советской НФ-литературы на протяжении всего десятилетия, погасла внезапно: в 1970 г. вышел в свет роман «Клочья тьмы на игле времени». Свой последний общий труд Емцев и Парнов посвятили 25-летию великой Победы.
Следует сказать, что это произведение не является чисто фантастическим. Собственно, от научной фантастики в нем не так много: разве что физик из будущего, неким чудесным лучом «высвечивающий» картины прошлого. Причем неприглядные. Потому что авторы взяли на себя довольно неприятную миссию: показать эволюцию на протяжении веков человеконенавистнических идей, приведших в конце концов к крайнему выражению – фашизму. Проследить историю теории и практики изощренного, поистине иезуитского издевательства над природой человека. Как физического, так и духовного. Перед нами проходят жуткие сцены различных эпох. Здесь и средневековая инквизиция, и нацистская Германия сразу после прихода Гитлера к власти, и американский ку-клукс-клан, и современная авторам ЮАР – цитадель расизма…
Сегодня, для полноты картины, следовало бы добавить в этот ряд извращенный коммунизм в его азиатском варианте: маоизм, полпотовщину, кимирсенов-щину… Но тогда еще не пришло время.
И всё же заканчивается роман на оптимистической ноте: вместе с главным героем, как бы действующим «за кулисами», авторы выражают уверенность, что «клочья тьмы», цеплявшиеся за «иглу времени», развеются навсегда, уйдут в прошлое. Конечно, это не произойдет само собой. Не быть равнодушными! – вот к чему призывают авторы в последней совместной книге.
Нам, незнакомым с жизненными обстоятельствами ни М.Емцева, ни Е.Парнова, остается только гадать: почему друзья решили расстаться, пойти в литературе каждый своим путем? Неужели между ними пробежала черная кошка? Не хочется в это верить после столь плодотворного сотрудничества…
В нашу задачу не входит подробное рассмотрение творчества каждого из авторов порознь. Потому скажем лишь несколько слов. Ведь путь ни того, ни другого еще далеко не был окончен…
О подростковой книжке Е.Парнова «Звезда в тумане (Улугбек)» уже говорилось. Он также стал автором трилогии, объединенной главным героем – инспектором уголовного розыска Люсиным: «Ларец Марии Медичи», «Мальтийский жезл», «Третий глаз Шивы». В этих романах детективный сюжет соседствует с глубокими экскурсами в историю, в них сочетается занимательность, познавательность и юмор. По «Ларцу Марии Медичи» в середине 1970-х гг. был снят отличный кинофильм. Заслуживают экранизации и два других романа, но это уже вопрос финансовых возможностей. Перу Е.Парнова принадлежит также повесть «Проснись в Фамагусте» и еще ряд произведений, сочетающих в себе лучшие черты художественной и научно-популярной литературы. В поздний период творчества, уже работая один, он глубоко изучал, в частности, культуру Индии и других стран Среднего Востока и донес свои знания до широких кругов читателей. Своими произведениями он доказал, что массовость – вовсе не синоним примитивизма, как считают иные критики.
Творческий путь М.Емцева после распада тандема оказался не так блестящ. Не считая научно-популярных публикаций, отдельным изданием было выпущено в свет лишь одно художественное произведение – повесть «Бог после шести (притворяшки)» (1976), иронически рассказывающая о «трудовых буднях» сектантов. Нам ее преподнесли как атеистическую, хотя, если разобраться, повесть направлена не столько против Бога, сколько против шарлатанов, которые, прикрываясь Божьим именем, заманивают в сети чересчур доверчивых людей. Он был также составителем нескольких литературных антологий и автором предисловий к ним. Был создан им еще ряд рассказов, разбросанных там и сям по альманахам и журналам. Одним из наиболее удачных нам представляется «Светлая смерть во Владимире».
Между прочим, самим соавторам не везло на толковых комментаторов их произведений. «Три кварка» – единственная их совместная книга, снабженная хорошим послесловием. Дежурная отписка в «Падении сверхновой» – не в счет.
А теперь – может быть, о самом главном. Обратите внимание на вторую часть нашего заголовка. Она не случайна. Дело в том, что произведения, созданные Парновым и Емцевым вместе, НИ РАЗУ НЕ ПЕРЕИЗДАВАЛИСЬ. Повезло лишь «Снежку»: он был включен в ряд коллективных сборников, в т.ч. в изданный уже в постсоветские годы – «Серебряное время». Да еще «Зеленая креветка» попала в маленький сборничек из трех произведений – специально для иностранцев, изучающих русский язык. И это всё!
Почему так случилось – трудно сказать. Речь о другом: сейчас книжный рынок наводнен откровенной халтурой. Это касается практически всех жанров. Не лучше ли вернуть широкой читательской аудитории «Душу мира», «Море Дирака», «Ярмарку теней», «Слезу Большого водопада», «Клочья тьмы…»? Они нашли бы своего благодарного читателя, и довольно скоро! По поводу уже прекращенной серии «Классика отечественной фантастики» приходилось слышать раздраженное высказывание продавца: «Нерентабельная серия! Люди брать не хотят!» В общем, понятно: обыватель не желает приобретать эти произведения, потому что они, видите ли, СТАРЫЕ. Ну и Бог с ним. Но ведь есть те, кто знает, каким ярким феноменом была советская НФ 1960-х гг. Это – Явление!
Интересно, кто решал, кому из авторов быть представленным в этой «нерентабельной» серии, кому – нет? И по каким критериям? Почему за ее бортом остались не только Емцев и Парнов, но и философски-лиричный ленинградец Геннадий Гор (о нем разговор отдельный)?
Фраза «Новое – это хорошо забытое старое» не теряет своей актуальности. За прошедшие десятилетия совместное творчество Михаила Емцева и Еремея Парнова успели основательно подзабыть. Так не пора ли вспомнить?

© Творческий тандем М.Т.Емцев & Е.И.Парнов
г. Киев, ноябрь 2009 г.